Ночь навалилась неожиданно — придавила темнотой. Плотное небо без единой звёздочки — я выглядывала в окно, чтобы подышать свежим воздухом, но стояла духота. Видимо, природа решила не упрощать нам жизнь — задумала отыграться грозой. Но пока ни молнии не сверкали, ни гром не гремел. Тягостная тишина и беззвёздная тьма.
Герда давно уснула, а я всё ворочалась, не могла найти себе места. На душе было тревожно. Мне казалось: с Гессом что-то случилось. И чем дольше я думала об этом, тем больше металась. В какой-то момент я перестала бороться с собой, оделась и выскользнула за дверь.
Это сумасшествие. Безумие. Неслыханная дерзость. Я понимала: мне нет прощения, но ощущение того, что поступаю правильно, придавало сил. Я не чувствовала угрызений совести и не собиралась терзаться ненужными сомнениями.
Джако возле дверей Гесса не было. И это показалось мне хорошим знаком. Я тихо вошла внутрь комнаты. Темень. Почти ничего не видно. Всё так же открыто окно. Я ступала осторожно, стараясь не натыкаться на предметы. Их немного — я помнила, поэтому шла на ощупь. На звук голоса. Гесс что-то бормотал — слов не разобрать.
В кромешной тьме мне чудом удалось отыскать лампу и зажечь её. Хорошо, что днём я запомнила, где она стоит. В замке всё по старинке, никаких модных новшеств. Прогресс в эту глушь, наверное, ещё нескоро докатится.
Гесс лежал на кровати. Странно неподвижный и очень бледный. Свет лампы обманчиво играл на его потной коже: мне чудились радужные блики, словно его местами мерцатель измазал. Я подошла и присела рядом. Прямо на кровать. Лампу пристроила на пузатой тумбочке в изголовье. Притронулась к мужчине и запаниковала: горячий, очень горячий!
— Гесс, — позвала тихо, не ожидая, что он отзовётся. Это скорее от отчаяния. Но он услышал. Открыл глаза. Моргнул. Схватил меня за руки. Ни о чём не спрашивал, только целовал ладони, словно в этом было его спасение. Я чувствовала его сухие горячие губы и хотела плакать.
Я погладила Гесса по щеке. Он рывком сел и зарылся лицом в мои волосы. Знакомо, остро — до дрожи внутри.
— Посиди так немного, Рени, — пробормотал, крепко обнимая меня за плечи. — Пожалуйста, не уходи.
Никуда я не собиралась уходить, раз пришла. Но не стала отвечать ему — пусть помучается. Иногда словами можно только всё испортить. Где-то в голове засела мысль: я открою рот — и он снова выгонит меня. Очнётся и укажет на дверь. Я сомкнула руки у него за спиной. Прижала к себе. Слушала, как он дышит, как успокаивается. Всё ещё невыносимо горячий, но внутри росла уверенность: ему легче. Потому что я рядом. Потому что нужна ему.
Я сама нашла его губы. Сама прижалась своими — неловко, но смело, как смогла. А затем услышала его стон — и провалилась в водоворот ощущений. Гесс целовал меня жадно, неистово, отчаянно, словно от этого зависела его жизнь. Губы его горячечно касались моего лба, век, волос, ушей, висков, щек, подбородка…
Я повернула голову и подставила под его губы свою шею. Гесс замер, а затем осторожно коснулся жилки, где сейчас зашкаливал мой пульс.
— Не делай так больше. Никогда, — прошептал он, целуя меня за ухом.
— Только с тобой, — ответила, когда смогла перевести дух.
— Особенно со мной, — продолжал настаивать этот несносный мужчина. Я отстранилась и посмотрела ему в глаза. Получилось так себе: его лихорадило, и выглядел он плохо. — Я не тот, кому безропотно подставляют шею, Рени. Я пью кровь вместо еды, понимаешь?
Он сказал и обессилено упал на подушку. Я прислушалась к себе и поняла, что не испугалась его признания. Может, чего-то подобного я и ждала. Вампир? Я наморщила лоб, пытаясь вспомнить, что знаю о этих существах. Опасные. Боятся солнечного света. Это не мой Гесс.
Я помню, как трепетно он обращался с Битом. Помню, как вытащил меня из быстрых вод Мельты. Как дважды спасал от смерти Орландо. И сейчас он хочет сказать, что перегрызёт мне горло? Пусть пугает этим кого-то другого.
Я встала и сняла шаль. Повесила её аккуратно на спинку стула. Отвернулась, чтобы он не видел. Но Гесс всё же следил за мной.
— Что ты делаешь? — спросил он не выдержав. Я повернулась, стягивая платье с плеч. Увидела его взгляд, прикованный к моей груди. Я думала, сердце прорвётся наружу и прыгнет до самого потолка — я ничего не слышала, кроме его оглушающего стука.
— Раздеваюсь, — собственный голос показался мне чересчур спокойным. Я себя так не чувствовала, но останавливаться не собиралась.
Он молчал. Следил лишь за каждым моим жестом. У него нет сил отказаться. И он не сможет отказаться. Именно на это я и рассчитывала.
— Остановись, Рени. Пожалуйста, — всё же удалось ему выдавить из себя. Поиграть в благородство.
— Нет, — не знаю, откуда во мне столько смелости. И тогда он оказался рядом. Не поднялся и не встал с кровати. Миг — и вот он почти касается меня. Нависает грозой, что так и не прорвалась ещё сквозь вязкую духоту. Опасный. Натянутый до предела. Я вижу, как напряжены его мускулы. Я вижу, как заострились скулы. Но в глазах плещется нежность. Я выскользнула из платья, оставшись только в тонкой сорочке.