Цепь странных событий, где сына великого дона с маниакальной настойчивостью пытаются убить.
— Марселла, — щелкаю я пальцами, разрывая оцепенение, — ну, конечно! — незнакомка выжидающе меряет меня глазами. Сколько царственного снисхождения в этом взгляде — видимо, она тоже из элиты небожителей. Простые смертные ведут себя попроще. — Так называлось судно, на котором мы прибыли к берегам Цилии.
— Корабль моего отца, — снисходит она до пояснения, но сразу видно: юная особь делает это, чтобы расставить все точки над «Ь>. Чтобы ни у кого не возникало сомнений, кто она и почему претендует на главную роль. — Моя семья оказала честь клану Фольи, знак внимания и уважения.
Вот даже как. Почему-то её спесь и попытка держаться достойно, веселят меня. Ну- ну. Всё просто. Как солнце на небе. Усатый мужик, значит, и волоокая мадам, которых я выудил из подсознания Орландо, — её родители. А в ораве детишек, наверное, была и она — Марселла, девушка, предназначенная в жёны красавчику, который упрямо ухаживает за моей Рени.
— Думаю, вам нужно поговорить, — склоняю я голову в почтительном поклоне перед девицей и кидаю насмешливый взгляд на Орландо. Сын дона Педро сейчас очень похож на прекрасную статую — совершенную, с идеальными линиями. И такую же неподвижную. — Пойдём, Рени, — мягко касаюсь ледяной ладони и увлекаю её за собой. Она не сопротивляется, хоть и полна любопытства. Оглядывается на застывшую друг напротив друга парочку, но я твёрд в своём намерении увести её. Есть разговоры, которые должны проходить без свидетелей. Но Орландо считает по-другому.
— Подождите! — перекрикивает он ливень. — Я хочу всё объяснить!
— Девушки вымокли и замёрзли, — возражаю я ему. — И если уж тебя прёт на откровенность, то можно сделать это и позже.
Орландо кивает, соглашаясь. Протягивает руку своей невесте.
— Никуда я не пойду! — упрямится гордячка, но у доновского сына есть стержень: он хватает её под локоть без спроса и тянет за собой.
Об этом нужно было думать раньше, Марселла, и если уж ты объявилась, то, будь добра, доиграть свою роль до конца. Заодно и на некоторые мои вопросы ответишь. Уж слишком много их накопилось. Особенно, если учесть, сколько раз меня пытались убить, то я просто горю желанием выслушать твои пламенные речи.
Краем глаза я вижу, как вытягивается и бледнеет лицо прелестницы. Если кто и желал Орландовской смерти, то не она: слишком напугана и шокирована. Может быть, поэтому Марселла, увлекаемая властной рукой своего жениха, больше не сопротивляется. Пытается приноровиться к его широкому шагу. Пока что у неё плохо получается: девушка спотыкается, скользит по мокрой земле, перебирает ногами, как мелкая собачонка. Скорей всего, ей больно — так безжалостно сжаты пальцы Орландо на её предплечье.
— Вот это поворот! — восторженно вздыхает Рени и тихонько смеётся.
Полностью с ней согласен. А ещё — безумно рад: наконец-то Орландо будет чем заняться, А то мне порядком надоело, что он ухлёстывает за моей женой.
Рени
Миссис Фредкин приготовила горячую ванную, хмурилась и даже не вычитывала: домой я пришла такой оледеневшей, с синими губами, что она не решилась добивать меня ещё и словесно. Уже кутаясь в одеяла, я чувствовала, что заболеваю: меня бил озноб, свинцовая голова с подушек подниматься не хотела.
Не знаю, в какой момент в моей постели оказался Гесс — прильнул ко мне горячим телом, и стало хорошо. Ушла болезненная дрожь, в голове прояснилось. Мы лежали, тесно переплетясь руками и ногами, как два дерева, что срослись однажды, и нет той силы, которая смогла бы распутать наши корни и ветви.
Я нашла его губы и, прикоснувшись, закрыла глаза.
— Тише, Рени, — гладит он мой висок и остаётся неподвижным, — я обещал Герде «без глупостей».
Мы смеёмся, старательно приглушая голоса подушками.
— Ты забрал болезнь?
— Да. Это нетрудно.
— Боюсь даже подумать, что для тебя трудно.
Мне хватило пары часов, чтобы встать на ноги. Когда мы вошли в дом Орландо, то застали идиллическую картину: хозяин дома, Джако и Марселла, укутанная в одеяло с головой, пили чай. Девушка походила на неведомую зверушку в толстом коконе. Выглядывали только её руки, что держали чашку, да лицо — милое и юное.
— Я всё же хочу объясниться, — указал жестом Орландо на стулья, приглашая присоединиться. Лично меня снедало любопытство. Гесс, как всегда, внешне не выказывал интереса.
Орландо грел руки о чашку, и не было в его фигуре никакой грации и красоты. Сидел, сгорбившись, словно утратил за эти пару часов свою величественность и позолоту на крыльях херувима. Тёмная щетина на подбородке, тёмные круги под воспалёнными глазами, небрежно растрёпанные кудри.
Он всё это время работал на износ вместе со всеми. Не жаловался, не отлынивал. Тянул на себе кучу бытовых и деловых вопросов. Ни разу не сказал «нет» или «невозможно». И никто из нас не интересовался, откуда он черпал силы, средства и ресурсы. И вот сейчас казалось, что девушка, сидящая напротив, выбила из него ДУХ.