Помог случай, вернее, календарь. В банк пришел квартальный отчет из отцовской компании. Изучив его и сравнив с предыдущим, она с удивлением обнаружила, что компания сменила поставщика, с которым проработала не один год с выгодой для себя. Кроме того, из списка субподрядчиков исчезло конструкторское бюро, которое отец очень хвалил и на которое рассчитывал. Это было странно, потому что еще недавно – Нина помнила точно, – отец упоминал и поставщика, и бюро в разговоре.
Подумав, Нина пришла к выводу, что объяснение может быть только одно: «мальчишки» из «Градстройинвеста» не собирались отступаться и начали давить на отца, отсекая от него деловых партнеров. Пока ничего ужасного не произошло, и вряд ли отцу лично что-нибудь угрожало – ведь не бандиты же они были, в конце концов, – но Нина почему-то ощутила тоску и безнадежность, которой не было даже во времена Миши Пермяка.
Нужно было что-то делать, но что она могла? Ей было не с кем поговорить об этом – даже Игнатий Савельевич, ее единственный советчик, отсутствовал, лежал в больнице.
Нина пошла к Кириллу и предложила навестить старого сотрудника. Это было тем более уместно, что старик был вдов. «Вот-вот, ты и съезди, – обрадовался Кирилл. – А я не могу, просто никак. Ты же видишь, что у нас тут творится». Творилось в банке то же, что и всегда.
В больнице она застала коллегу за шахматной доской – сидя в халате у окна, выходящего в парк, он решал шахматный этюд. Палата была на двоих, но Игнатий Савельевич был в ней один. Нине он искренне обрадовался.
– Дорогая, какой приятный сюрприз! Дайте, я вас поцелую.
Он чмокнул ее в щеку. От него пахло старостью и лекарствами.
На вопросы о здоровье Игнатий Савельевич только махнул рукой:
– Да все со мной в порядке. Все так, как и должно быть. Без воли Всевышнего даже волос с головы человека не упадет… А вы, Ниночка, верующая?
– Нет, – честно ответила Нина. Она не была противницей религии, но никогда не испытывала в ней потребности.
– Я раньше тоже был неверующим, – сказал Игнатий Савельевич. – А с годами кое-что уразумел… Впрочем, вам это ни к чему, вы еще такая молоденькая. Расскажите-ка лучше – как там поживает наше гнездо финансового разврата?
Нина рассказала ему новости. Потом они пили чай, тайком заваренный с помощью запретного кипятильника, и даже сыграли партию в шахматы. Садясь играть, Нина думала, как бы поддаться, но поддаваться не пришлось: Игнатий Савельевич разбил ее в пух и прах.
Пришла пора прощаться. Нина так и не смогла заговорить о том, что ее волновало, – в обстановке больницы это показалось ей невозможным. Но когда она поднялась, Игнатий Савельевич удержал ее за руку и заставил опять сесть.
– Нина, я, конечно, старик и многого не понимаю, но все-таки не считайте меня идиотом. Вы ведь пришли, чтобы о чем-то со мной потолковать? Так выкладывайте.
Нина покраснела.
– Да нет, я просто…
– Давайте, дорогая, не тяните. Мне через двадцать минут на процедуры идти.
И Нина, решившись, рассказала ему о делах отца – коротко, самое главное.
– Так вот чью компанию вы тогда спасали от банкротства? – сообразил Игнатий Савельевич. – Да, повезло вашему батюшке с дочкой…
Нина знала, что у Игнатия Савельевича был сын, но, старик как-то обмолвился, что они давно не ладили и почти не виделись.
– Игнатий Савельевич, скажите, как можно отвязаться от этого «Градстройинвеста»?
Игнатий Савельевич покачал головой:
– Скорее всего, никак. – Заметив удрученный вид Нины, он погладил ее по руке, но обнадеживать не стал. – Насколько я знаю стиль «Градбанка», они всегда получают то, на что нацелились.
Он обещал разведать, как обстоит дело.
– Конечно, я сейчас не при делах, но телефон есть, связи еще не все растерял, так что узнаю, что смогу… А вам, дорогая, огромное спасибо за то, что навестили болящего. Ну-ка, подставляйте вашу прелестную щечку.
И он опять ее чмокнул.
Через неделю Игнатий Савельевич позвонил Нине и пригласил заехать к нему – но уже домой. Из больницы его выписали.
– Только вы извините, дорогая, в свое жилище я вас не приглашаю – уж слишком все тут запустил, неловко. Если вы не против, давайте с вами прогуляемся.
Они условились встретиться во дворе его дома. Когда Нина приехала, финансист ждал ее на лавочке – в шубе и валенках. Дом был из желто-розового кирпича, стоял в тихом переулке в центральной части города. Четверть века назад, когда Игнатий Савельевич был в силе, в таких домах получала квартиры высшая бюрократия.
Погода была тихая, немного ниже нуля, падал ласковый снежок.
– А, вот и вы! – воскликнул Игнатий Савельевич. – Очень рад. Я, хитрый старик, опять буду вас эксплуатировать. Дайте мне вашу руку, я обопрусь, и мы будем гулять. Один-то я не выхожу, боюсь упасть. Вы не представляете, как много стариков зимой падает на улице, с самыми неприятными последствиями. В одном моем подъезде таких двое. Это все город – асфальт, гололед… А вот, помню, в нашей деревне – я ведь деревенский, деточка, – зимой сугробы под крышу наметало – падай, сколько хочешь…
Они пересекли улицу и вышли на замерзший пруд, вокруг которого гуляли редкие мамы с колясками.