Умные сволочи

— Я устроился на работу в одну организацию. Вначале боялся: как-нибудь выяснится, что я не Николай, а его брат. Но нет. Никто ничего особенно не проверял. И я спокойно начал новую жизнь. А затем… Организация благополучно развалилась, вместо нее образовалась коммерческая фирма, которая со временем преобразовалась в крупнейшее акционерное предприятие. И я в этом процессе участвовал. Я уже мог быть самим собой — то есть Сергеем. Но я остался Николаем, не стал ничего менять. Тем более… Мы были близнецами, то есть в некотором роде он — это был я, а я — это был он. Так что мне казалось, что я не очень согрешил, когда взял себе имя брата… За столько лет ничего не открылось, и я даже начал считать, что поступил верно.

— Но вот открылось, — хмуро бросила Алина.

— Ну и что? Я не сделал никому ничего плохого. От того, что стал Николаем… От этого разве кто пострадал?

Он открыто смотрел на нее, как бы спрашивая, разве я чем-то вас обидел? Ну, назвался бы я Сергеем, и что?

Она подошла к окну, посмотрела во двор, затем оглянулась на продолжавшего сидеть Тишкова. Он ждал, что она скажет; ему хотелось знать, поняла ли она его и принимает ли объяснения.

Тишков ничего не сделал ей плохого. Это точно. И что с того, что он взял имя брата? Он хотел изменить свою судьбу, никому не причинив вреда. Вроде бы так.

И все же что-то тут было не так. Она вспомнила фотографию, на которой было замазано лицо одного из Тишковых, а другое — обведено кружком. Зачем он замазал лицо? Фотографию хранил как воспоминание о прошлом, а лицо замазал… Для чего? Чтобы не было лишних расспросов, если вдруг, например, жена увидит снимок? Нет. Бред. Сказал бы, что у него был брат. Разве Людмила бегала бы и выясняла, кто на самом деле умер столько лет назад? И зачем тогда второе лицо обводить кружком?

Но было кое-что еще, о чем она не преминула сказать:

— Хорошо. Я понимаю ваш поступок. Допустим. А как насчет вчерашнего?

— Чего вчерашнего? — на миг воспрянув духом, Тишков вновь как-то сник.

— Кто у вас вчера был? И что вы разглядывали за столом?

Тишков поднялся и с сочувствием посмотрел на Алину:

— Простите. По этому поводу я ничего пояснить не могу. У нас никого вчера вечером не было. Вы ошиблись. Переутомились…

Тишков двинулся к выходу, полагая, что ей необходимо после его признаний побыть одной.

— У меня, может, и не все в порядке с нервами, — сказала ему в спину она. — Но галлюцинациями я не страдаю.

— Вы нам понравились, Алина, — Тишков остановился. — Мне и Людмиле. Мы хотели бы, чтобы у нас завязалась крепкая дружба. И потому, что мы соседи, и… Ну почему мы не можем дружить?

— Вы пытаетесь уйти от проблемы?

— Я ничего не пытаюсь. Я признался, что присвоил имя брата, а в остальном… Мы с Людмилой вчера вернулись вдвоем. Зачем мне врать?

— Да, и вправду. Зачем? — она поймала его на слове.

Но Тишков понял это по-своему, что она с ним согласна — ему незачем врать по мелочам.

— Как вы намерены поступить? — поинтересовался он. — Относительно того, что я вам рассказал.

— А-а. Это… Никак.

— Я думаю, мы с вами сможем продолжить наше знакомство.

— Я бы рада, только…

— У меня никого вчера не было, — он продолжал твердо стоять на своем.

В чем все-таки дело? Что скрывает Тишков?

Он пришел, чтобы внести ясность. Кое-что действительно разъяснилось. Но и вопросы остались. И они-то заставляли относиться к Тишкову с максимальной осторожностью.

Тишков произнес еще несколько успокаивающих фраз, прежде чем покинул дом. А она с уходом гостя почувствовала себя жутко уставшей. В прошлую ночь она почти не спала, что давало о себе знать.

Алина легла на диван. К рагу, которое принес Тишков, она не притронулась. Не было сил, есть не хотелось.

А спать хотелось. Нестерпимо. И еще — жутко не хотелось ни о чем думать. Если только о сыне…

Заснула она очень быстро и крепко. А проснулась… от прикосновения ко лбу чего-то холодного.

6

— Привет.

Голос был уверенный. И уверенной была рука, сжимавшая пистолет, — пальцы не дрожали, ствол с силой давил на лоб, было даже больно.

— Который час? — она попыталась не показать, что взволнована или испугана, и одновременно оценить ситуацию.

— Уже утро, — любезно подсказали ей. — А у вас здоровый сон. И это притом, что у вас застрелили брата. Нехорошо как-то.

— А что было бы хорошо? — она даже не пыталась подняться с дивана.

— К примеру, если бы вы убивались с горя или искали причины трагедии.

— Это вам нужно? — Алина с трудом держала себя в руках.

— Лично у меня к вам только одно дело.

— Прошлая наша встреча тебя ничему не научила, — сделала она грустный вывод.

— Очень даже научила. Как видите, — он слегка надавил стволом, — я теперь при оружии. Теперь уже я приказываю не шевелиться. И теперь вы будете говорить о том, что меня волнует. Улавливаете разницу?

Она тяжело вздохнула, как бы показывая, что этой самой разницы пока не ощущает.