Умный, наглый, самоуверенный

Он внезапно остановился, сел на лавку и стал припоминать. Кто-то ему ее показал или обронил что-то? Кто? Начинается. Возле гаража померещился человек за кустами. Оказалось, что не померещился, мочился в кустах. Авилов знал за собой склонность к паранойе. Он был убежден, что никто никому в целом свете не нужен, но если нужда проявляется, то это корысть, и надо прятать концы в воду. Вся его жизнь оказалась на виду, как кости на рентгеновском снимке. Подъезжая к больнице, далеко за городом, куда свозили с травмами, он слегка успокоился, потому что вспомнил хоть одно — Юлю ему показал в «Луне» бармен Гоша, добавив: «Смешная! Вытаращила глаза и носится. Выгонят дурищу». Он сам решил подобрать дурищу.

В больничном дворе он присел на лавку перекурить и снова задумался. Когда очнулся — пакета с Левиной провизией на лавке не было. Авилов в несколько прыжков обогнул здание и увидел спину торопливо поспешавшей к трамваю старушки. Он догнал, вырвал из рук пакет, что оказалось непросто. Старуха замотала его вокруг руки и сопротивлялась, даже толкнула его в грудь.

— Ты чего, бабка? Старая, а воруешь!

— А ты нет, че ли? Шарфик-то, шарфик-то наря-ядный, поди, у бабы стянул? — Она протянула руку, хотела вцепиться. Авилов оттолкнул руку, и старуха немедленно повалилась на землю. — Помоги-ите! Ой, убил, убил насмерть! Изуродовал насегда-а-а! Кто же внуков-сирот накорми-и-ит? — На руке у старухи оказалась наколка. Авилов двинулся прочь, но та живо вскочила и побежала следом, упрашивая:

— Избил, все отнял, так хоть десятку-то дай. По-челове-чески!

— На панели заработай!

В больнице его поразил запах в палате. Видимо, Хрипуну только что делали перевязку. Лева не мог говорить — губы были сожжены. Один глаз был заклеен, второй смотрел с тоской. Авилов, припоминая разорванную в клочья пальму в «Старом рояле», сложил в холодильник содержимое пакета. Хрипун хотел что-то сказать, долго силился и наконец произнес:

— Трубку брал посмотреть Сережа.

— Бармен? — уточнил Авилов. Больной прикрыл единственный глаз.

От Хрипуна он поехал за Катей, у нее сегодня был концерт в филармонии. Это было нечто даже большее, чем он ожидал. Их было двенадцать, в зеленых, как деревья, платьях, со строгими голосами. После филармонии они зашли в «Луну», решив выпить шампанского и погулять в Зеленой роще. Первый, с кем поздоровалась Катя, был Гоша, и спокойствие Авилова мгновенно улетучилось. Средневековая музыка пошла насмарку.

— Откуда ты его знаешь?

— Сережин приятель. — Авилов замолчал на добрые пятнадцать минут и, спохватившись, извинился.

— Ничего, — ответила она. — Это музыка. Задумываешься, уходишь в себя. Ну что, пошли отсюда? Для меня рестораны — место работы.

Они уже шли по роще, когда Катя неожиданно сказала:

— Ты обещал ко мне приставать…

— Обещал, значит, сделаю. А ты что, хочешь поваляться в кустах? А как же Сережа?

— Сережа сам не знает, чего хочет. А ты знаешь.

— А тебя не пугает то, что я хочу денег и только?

— Нет. Это не страшно. Но есть еще музыка.

— Точно. Есть еще музыка. — Он обнял Катю за талию. С ней было удобно идти, они были почти одного роста. И спокойно. — Если б я мог петь, разве б я был, кто я есть? А Сережа случаем не того… Не голубой?

— А что, заметно?

— Нет. По его другу Гоше заметно.

— Знаешь, я много ждала от этого вечера. Хотелось петь для тебя.

— Но я ничего не обещал.

— Да, не обещал. Но я надеялась. И мне кажется, что многое случилось. Мне налево, я здесь живу. — Катя приобняла его за шею и поцеловала в губы.

Он вернулся за машиной, которую оставил у филармонии, и всю дорогу не мог отделаться от этого поцелуя. В нем была серьезность, что и в музыке, которую она исполняла.

Ира встретила его восклицаниями:

— Ну, что я тебе говорила? Я была права!

— Ирка, — ответил он. — Ты живешь у меня неделю, а у меня такое чувство, что я женат на тебе лет двадцать. У тебя все прихваты классической жены.

— Это плохо? — испугалась она.

— Да нет, любопытно. Иногда.

— Вот, посмотри, что я нашла у твоей домработницы. Говоришь, ты с ней не спал? Вот тест на беременность. Вот конверты, двадцать штук, а вот это вообще прелесть — дубликат ключа, а от чего, тебе лучше знать. По-моему, от твоего стола, там средний ящик заперт.

— Спасибо, родная. Ты настоящий друг. Я есть хочу.

— Пойдем. Все готово.

Пока Ира разогревала ужин, он думал, что женщина, которую обманывал муж, вполне соответствует сыскной работе. Квалификация налицо. Лицо у ней было встревоженное и довольное одновременно. Нужно отправить на работу, пусть трудится в мирных целях. Но домработница, чертовка, подкидывала сюрприз за сюрпризом. Попаслась на воле, и будет с нее, пора ставить в стойло.

— Ир, тебе, наверное, было скучно, и ты занялась полезным делом. Не волнуйся, я ее уволю. Не сразу, если ты не возражаешь, у ней ребенку года нет.

— У ней ребенок?

— Это не мой ребенок, что ты вскочила, ешь. Сделал какой-то старый козел и смотался.

— Сколько ему лет?

— Я не очень вникал… Много. Лет семьдесят. У нас медовый месяц или что? Изобрази, что я тебе тоже интересен.