Умоляй меня

Цинния съежилась под стопкой одеял на огромной кровати, частично скрытая тяжелым балдахином кровати. Она что-то пробормотала во сне, и Луваен вздохнула с облегчением. Их семья шутила по поводу способности Циннии спать под шквалом пушечного огня. Учитывая шум, доносящийся снизу, она поблагодарила всех богов в пределах слышимости, что её сестра спала так крепко.

Она была в затруднительном положении. Разбудить Циннию, чтобы та заперла дверь и провела следующий час, споря с ней, или оставить её в покое и спуститься вниз одной. Ни один из вариантов не был приемлемым. В конце концов, она позволила Циннии поспать, рассудив, что здесь живёт колдун: ни один простой замо́к или зарешеченная дверь никогда не выдерживали мощного заклинания, наложенного умелой рукой.

Она закрыла за собой дверь и на цыпочках спустилась по узкой лестнице, ведущей в большой зал. Сам зал был погружён во тьму, очаг остыл. Под ширмами, отделявшими зал от кухни, плясали отблески света. Луваен вошла в сердце крепости, следуя за стонами и воем, доносившимися с другой небольшой лестницы, расположенной в углу. Лестница спускалась в кладовую, ведущую в коридор, который резко поворачивал налево. На одном конце мерцало больше света, и вместо криков раздались голоса. Первым она узнала Гэвина.

— На этот раз всё гораздо хуже. Я никогда не видел, чтобы он так страдал.

Хотя Луваен не могла его видеть, она услышала в голосе сына страх и беспокойство за отца. Один из узлов внутри неё ослабел. По крайней мере, кого-то ещё в этом печальном нагромождении камней, кроме неё, тошнило от отвратительных звуков.

Эмброуз ответил ему:

— Поток сильнее. Ты это ощущаешь?

— Да. Я чувствую себя искалеченным, будто из меня вытянули все силы. Но он сильнее всех нас вместе взятых, чтобы пережить такую пытку.

— Он всегда был таким.

Луваен стояла неподвижно, бесстыдно подслушивая. Она подпрыгнула и чуть не выронила свечу, когда из темноты донесся голос Эмброуза:

— Подслушиваете?

Она сжала шаль и прошла через низкую арку, отделявшую её от мужчин. Арка привела к круглой камере, расположенной вокруг глубокого колодца. Вдоль изогнутых стен тянулись кладовые, некоторые пустые, другие заполненные бочками или мешками с зерном. Две из них были закрыты деревянными дверями, сильно укрепленными железными петлями и тяжелыми прутьями поперек небольших щелей. Замки́, мерцающие голубым светом, удерживали их закрытыми. Гэвин и Эмброуз стояли перед одной из них, дыхание испарялось из их носов и ртов в холодном воздухе. У Гэвина был испуганный взгляд.

— Госпожа Дуенда.

Эмброуз свирепо посмотрел на неё, по крайней мере, так ей сначала показалось. Он был без очков, и Луваен подумала, что, может быть, это было больше похоже на прищур.

— Я мог бы догадаться, — сказал он. — И, конечно же, вооружены, — едкий укус его слов убедил её, что это был свирепый взгляд.

Она вздернула подбородок.

— А чего вы ожидали? Ещё даже не рассвело, а бедняга кричит так, что башня может разрушиться в любой момент, — Цинния сказала, что отец Гэвина был изуродован. Луваен нисколько не удивилась бы, узнав, что он также совершенно безумен. Никто не пережил бы такого ужаса, сохранив свой разум в целости и сохранности. Она подняла свечу повыше и затаила дыхание, и пламя отразилось в жёлтых глазах Гэвина. — Боги…

Эмброуз отбросил её руку в сторону, когда Гэвин отвернулся от неё.

— Вам не следует быть здесь, госпожа Дуенда.

— Тебе не следует пререкаться со мной, колдун, — отрезала она. — Прикоснись ко мне ещё раз, и я буду носить твои зубы как ожерелье, — она снова обратила своё внимание на Гэвина. — Кое-какие слухи дошли до меня от здешнего обманщика, — Эмброуз зарычал, но Луваен проигнорировала его. — Теперь мне нужна твоя версия этой истории. Что не так с твоим отцом и что не так с тобой? — она ткнула в него пальцем, когда он открыл рот, чтобы ответить. — Только не говори мне, что это какая-то болезнь. Я видела белки глаз человека, пожелтевшие от болезни. Твои глаза совсем другие, и я помню, что неделю назад они были зелёными. Теперь они светятся, как у волка, а твой отец кричит, как раненая дворняжка, которую нужно усыпить.

Глаза Гэвина на мгновение закрылись. Он отмахнулся от Эмброуза, когда тот попытался возразить.

— Эмброуз не лгал. Это всё поток. Меня тянет обратно в Кетах-Тор во время прилива. Невозможно, даже больно, сопротивляться. Мой отец полностью заточён. Он не может покинуть наши земли даже во время отлива. Обычно я ложусь в постель ослабленный, с болью в животе. Мои глаза обычно не меняются. Это всегда плохо проходит для моего отца. Поток скручивает его так сильно, что он сходит с ума от боли. Чтобы защитить себя и его, мы превратили одну из этих кладовых в камеру и держали его там прикованным, пока поток не спадет, — краска сошла с лица Гэвина, и слёзы заблестели в жёлтых глазах. — Но сейчас всё гораздо хуже и дольше.

— Удовлетворены, госпожа? — неприязнь на лице Эмброуза померкла по сравнению с отвращением, которое она услышала в его голосе сейчас.