Умолкнувший оратор

— Мадам, вы вообще не обязаны мне что-нибудь говорить, и тем не менее говорите уже три или четыре минуты.

— Да, кузен предупреждал, что вы грубиян… Что ж, видимо, придется сразу сказать, что, по моему мнению, за смерть Фиби Гантер ответственность несу я. К властям я не хочу обращаться — а вдруг я совершила преступление? Возможно, я поступаю глупо, собираясь говорить с вами откровенно, вы же знаете, как мой муж относился к Национальной ассоциации промышленников, а ведь вы работаете на нее. Мне бы, наверное, следовало обратиться к адвокату. Я знаю многих адвокатов, но среди них нет ни одного, кому бы я могла рассказать все.

Излияния миссис Бун, видимо, несколько смягчили Вульфа, он даже не посчитал за труд повторить, что не находится ни на чьей стороне.

— Независимо от того, как относятся к убийству Буна и Гантер другие, я вижу в нем не акт личной мести, — заявил он. — А какое преступление вы совершили?

— Ничего не сделала — вот в чем суть. Однако мисс Гантер рассказала мне, что делала она. Я обещала никому не говорить об этом и не говорила. У меня возникло ощущение… если бы я сообщила полиции то, что рассказала мне мисс Гантер, ее не убили бы. Но я не обратилась в полицию. Все, что делала мисс Гантер, шло на пользу Бюро регулирования цен и наносило вред Национальной ассоциации промышленников, а именно этого мой муж желал больше всего на свете. — Миссис Бун не спускала глаз с Вульфа, словно пыталась прочитать его мысли. — Я одобряю поведение мисс Гантер. И я все еще не решила, правильно ли поступлю, если расскажу вам. Как-никак, вы же работаете на ассоциацию…

Вульф некоторое время молча смотрел на нее, потом тяжело вздохнул и повернулся ко мне:

— Арчи!

— Слушаю, сэр!

— Напиши текст письма и отправь его сегодня же. Диктую:

«Национальной ассоциации промышленников, для мистера Фрэнка Томаса Эрскина.

Господа!

Развитие событий вынуждает меня поставить вас в известность, что настоящим я отказываюсь представлять интересы вашей организации в деле об убийстве Ченни Буна и мисс Фиби Гантер. Прилагая при сем чек на тридцать тысяч долларов, полученных в качестве аванса, я тем самым прекращаю всякое сотрудничество с вами.

С уважением…»

Записав все это, я взглянул на Вульфа:

— Выписать чек?

— Разумеется. Иначе что же ты приложишь к письму? — Вульф перевел взгляд на нашу посетительницу. — Вот так-то, миссис Бун, Теперь, надеюсь, ничто не помешает вашей откровенности? Если даже согласиться, что я был «в другом лагере», то теперь-то я нейтрален. Так что же мисс Гантер, по ее словам, делала?

Миссис Бун не сводила с Вульфа изумленного взгляда.

— Тридцать тысяч долларов? — недоверчиво спросила она.

Вульф натянуто улыбнулся.

— Да. Солидная сумма, не так ли?

— И это все? Только тридцать тысяч? А я думала, что они отвалят вам раз в двадцать больше! У них же сотни миллионов… нет, миллиард!

— Это был только аванс, — сухо ответил Вульф. — Повторяю, теперь я человек нейтральный. Что же мисс Гантер сообщила вам?

— Да, но теперь… теперь вы вообще ничего не получите! — воскликнула миссис Бун. — Кузен говорит, что во время войны вы без вознаграждения выполняли задания правительства, но сейчас с частных лиц получаете громадные гонорары. Должна заранее вас предупредить, что я не в состоянии обещать вам большое вознаграждение. Я могу… — она заколебалась, — я могу дать вам чек долларов на сто.

— Не нужно мне от вас никаких чеков! — крикнул Вульф, начиная выходить из себя. — Черт побери, что, в конце концов, сказала вам мисс Гантер?

— Мисс Гантер знала, кто убил моего мужа. Знала не только потому, что он сам сообщил ей что-то накануне смерти. Ей было известно, что один из валиков к диктофону содержит неопровержимую улику против убийцы. Валик этот хранился у нее. Она собиралась держать его у себя до тех пор, пока всяческие разговоры, слухи, негодования общественности не подготовят почву для окончательной дискредитации Национальной ассоциации промышленников. Мисс Гантер сама сказала мне это, когда я пришла к ней и заявила, что она сознательно запутывает историю с чемоданчиком. Я ведь знала, что он стоит у нее в столовой на столе. Она, видимо, опасалась, что я пойду в полицию и испорчу ей все дело, и решила посвятить меня в свой замысел.

— Когда это было? В какой день?

Миссис Бун наморщила лоб, припоминая, но потом рассеянно покачала головой:

— Знаете, у меня все дни перепутались…

— Понимаю, миссис Бун. В пятницу вечером вы впервые были у меня вместе с другими и уже почти решили все рассказать, но передумали. К мисс Гантер вы приходили до этого или после?

— После. На следующий день…