Они часто сидели рядом на лекциях, россиянин с рыжеватыми волосами и черноволосый степняк.
Училась в это время в Томске и Таисия Алексеевна Кошкина, поступившая в институт на два года раньше Сатпаева. Позднее, после окончания института, Таисия Алексеевна стала женой Каныша Имантаевича.
…Один за другим летели студенческие годы. Третий курс, четвертый. И вот на столе уже дипломный проект — «Геологические исследования и разведка на медь в Майнском месторождении Минусинского округа». Сатпаев был несколько огорчен, что ему пришлось работать не на материале родной степи. Но над дипломным проектом одного из любимых своих учеников шефствовал непосредственно Михаил Антонович, лучший знаток геологии Сибири. Он отлично знал Минусинский округ, Абакан. Еще в 1918 году завершил он работу о геологическом строении Абаканского железорудного месторождения. Усов передавал Сатпаеву свою классическую методику комплексных исследований, свое умение разбираться в конкретной геологической обстановке. Каныш относился к своему проекту очень серьезно. Он представлял, как применит эту методику в родной степи и степь откроет ему свои богатства.
Защита прошла отлично.
Наступил день прощания с Томским институтом.
Пройдет почти четверть века, и в Алма-Ату из Томска поступит телеграмма:
«Гордимся вами, воспитанником нашего института, верным сыном большевистской партии, государственным деятелем, избранником народа…»
А пока Канышу Сатпаеву исполнилось двадцать семь лет.
Он еще сохранял прежнюю худощавость, но посмуглел, окреп. Ему была очень к лицу форменная фуражка с перекрещенными молотками. «Умом и молотком» — вот международный девиз геологов. Правда, Канышу в этом девизе не хватало слов о любви к родной земле.
Здравствуй, Джезказган!
Кзыл-Орда, ставшая столицей Казахстана, удивила Каныша Имантаевича несоответствием ритма ее жизни и обликом захолустного среднеазиатского городка. Глинобитные дувалы — заборы, саманные домики, обращенные на улицу глухими безоконными стенами; редкие кирпичные особняки, спрятанные в садах с хаузами — водоемами; тополя и карагач не спасали от пыли, близость полноводной Сырдарьи не чувствовалась в раскаленном воздухе. Но дремотный на окраинах город был деловито оживлен в центре. Бросалось в глаза обилие табличек с названиями республиканских учреждений. В былых купеческих особняках размещались народные комиссариаты. Вдоль лениво журчащих арыков торопились люди с портфелями.
Побывав в Совете народного хозяйства, в Госплане, встретив немало знакомых, Каныш составил себе представление о новой жизни республики. И затевались и уже осуществлялись большие дела.
Шел передел пахотных и сенокосных угодий. Землю получали безземельные, а баи ее теряли. Их озабоченность, их страх перед будущим Сатпаев приметил даже на базаре. Утратив былую степенность и уверенность, аксакалы и карасакалы, седобородые и чернобородые, в бархатных тюбетейках и темных, уже начинающих выцветать халатах, собирались кучками у продавцов кумыса и дымящихся на пару мант. Что-то обреченное и злое было в их суетливых жестах, в их торопливых взаимных жалобах на судьбу.
Зато бедняки из союза «Косчи» приезжали со всех концов степи веселые, шли в любую республиканскую контору, как в родной дом, убежденные, что им во всем помогут.
Сатпаева особенно интересовали перемены в промышленности.
В кабинетах крайкома партии и Госплана разрабатывался первый перспективный пятилетний план. Цветная металлургия занимала в нем главное место. В конце 1925 года Феликс Эдмундович Дзержинский доложил на Московской губернской партийной конференции, что рудники Риддера восстановлены. Совет Труда и Обороны (СТО) принял решение о восстановлении Карсакпайского медеплавильного комбината, брошенного англичанами недостроенным. Хариузская электростанция, одна из первых сооруженных в Казахстане по плану ГОЭЛРО, дала промышленный ток. Упорно говорили, что вот-вот будет решен вопрос о строительстве Туркестано-Сибирской железной дороги.
В Кзыл-Орду переехали жить многие казахские писатели. В городе открылся первый казахский музыкально-драматический театр. Актеров для него искали по всей степи — отбирали аульных певцов, домбристов, веселых рассказчиков-пересмешников, подвизавшихся на ярмарках и праздничных тоях. Зрители приезжали на лошадях и верблюдах из близких и дальних кочевий, с берегов Сырдарьи и Аральского моря. Каныш любил искусство, любил театр. Несколько раз подряд он побывал на представлениях первого профессионального коллектива и откликнулся на рождение театра статьей в газете «Энбекши-казах».
— Каныш, мой милый! — встретил его однажды семипалатинский знакомый, талантливый поэт, акын и артист Иса Байзаков. — Как я рад, что ты приехал в Кзыл-Орду. Значит, инженер! Смотри, наркомом будешь. С квартирой уже устроился? А то я помогу.
— Нет, Иса, я в Карсакпай уезжаю.
— В Карсакпай? Так это же захолустный аул. Такой образованный джигит и вдруг не хочет жить в столице.