Умри для меня

Но куда ты хочешь сначала пойти? Так как нам удалось обойтись в ле де маго без того, чтобы быть кем-нибудь убитыми или искалеченными, я мог бы снова отвести тебя туда.

— Конечно.

У меня есть несколько часов перед ужином.

— Заеду за тобой в пять?

— Прекрасно.

Винсент ждал снаружи на своей Веспе к тому времени, как я уже спустилась.

— Ты быстрый! — сказала я, забирая у него шлем.

— Расцениваю это как комплимент, — ответил он.

* * *

Это был первый холодный день октября.

Мы сидели за пределами кафе на бульваре Сен-Жермен, под одной из высоких, ламп-обогревателей, которые растут на по всей террасе кафе, как только на улие начинает хололдать.

Их излучавшиеся тепло согревало мои плечи, в то время как горячий шоколад грем меня изнутри.

— Теперь это шоколад, — сказал Винсент, заливая толстой лавой растопленный шоколад в свою чашку и добавляя немного молоко из второго кувшина.

Мы сидели и наблюдали, как мимо шли люди, одетые в пальто, шапки и перчатки, впервые в этом году.

Винсент откинулся на своём сидении.

— Итак, Кейт, дорогая, — начал он.

я приподняла свои брови и он рассмеялся.

— Ладно, просто добрая Кейт.

В духе нашего согласия раскрытия информации, я подумал, что мог бы предложить ответить на твой вопрос.

— На какой вопрос?

— На любой, если он относиться к двадцать первому, а не к двадцатому веку.

Я на мгновение задумалась.

Что я действительно хотела знать так это, кем он был до того, как умер.

В первый раз.

Но очевидно, что он не готов был мне рассказать.

— Ладно.

Когда ты последний раз умирал?

— Год назад.

— Как?

— Помощь при пожаре.

Я замолчала, интересно насколько близко он меня подпустит.

— Это больно?

— Что?

— Умирать

Я имею в виду, что мне кажется, что в первый смерть такая же как и в любая другая.

Но после того, когда вы умираете, спасая кого-нибудь.

.

.

— это больно?

Винсент изучал выражение моего лица прежде, чем ответить.

— Так же больно, как если бы ты, человек, попала под поезд метро.

или задохнулась под грудой горящей древесины.

По моей коже поползли мурашки, когда я представила, что некоторые люди.

.

.

или ревененты.

.

.

неважно.

.

.

Испытывал боль смерти ни один раз, а многократно.

Из-за выбора.

Винсент увидел моё беспокойство и потянулся к моей руке.

Его прикосновение успокоило меня, но не из-за того, что оно было сверхъестественным.

— Тогда почему вы это делаете? Это что-то вроде гипертрофированного чувства добровольной помощи? Или погашения своего долга перед вселенной для принятия своего бессмертия? Я имею в виду, я уважаю то, что вы спасете жизни людей, но после нескольких спасений, почему бы вам просто не позволить себе стареть, как Жан-Батист, пока вы, наконец, не умрете от старости? — я замолчала.

— Вы умираете от старости?

Игнорируя мой последний вопрос, Винсент наклонился ко мне и заговорил горячо, как если бы исповедовался.

Потому, Кейт.

Это как принуждение.

Это как давление, растущее внутри, пока вы не должны сделать что-то, чтобы получить облегчение.

«благотворительные» или «бессмертные» мотивы не делают ценным боль и травмы сами по себе.

Против нашей природы этого не делать.

— Тогда как этому сопротивляется Жан-Батист.

.

.

Как? на протяжении тридцати лет?

— Чем дольше ты ревенет, тем проще удаеться этому сопротивляться.

Но даже с пару сотней лет у него под каблуком, это требует от него гигантских усилий самоконтроля.

Однако у него на это есть веские причины.

Он не только приютил наш маленький клан, но и поддерживает другие группы ревенентов по всей стране.

Он не может управлять направо и налево и продолжать управлять, что накладывает большую ответственность.

— Ладно, — согласилась я.

— Я поняла, что у вас есть принуждение к смерти.

Но это не объясняет почему, в период между всеми умираниями, ты делаешь такие вещи, как, например, ныряние в Сену, после попытки самоубийства.

Очевидно же, что ты не умрешь от этого.

— Ты права, — сказал Винсент.

— Случаи, когда мы и действительно умираем, спасая кого-то, редки.

Один

.

.

самое большее два раза в год.

— Обычно мы делаем, что-то вроде того, как предупреждаем хорошеньких девушек, чтобы те не погибли под обломками обрушившегося здания.

— Очень учтиво, — сказала я, пихая его.

— Но это именно то, что я имел в виду.

где награда за это? или это тоже принуждение?

Винсент, похоже, смутился.

— Что? Это действительно вопрос.

— Мы все еще говорим про двадцать первый век, — сказала я, оправдываясь.

— Да, но мы выходим немного за рамки первоначального вопроса.

Пока он изучал упрямое выражение лица, зазвонил его телефон.

— Уф, звонок меня спас, — сказал он, подмигивая мне, и ответил.

На другом конце линии я услышала пронзительный голос в панике.

— Жан-Батист с тобой? Хорошо.

Шарлотта, просто постарайся успокоиться, — утешал он.

— Я сейчас буду.

Винсент достал бумажник и положил на стол немного мелочи.

— Чрезвычайная семейная ситуация.

— Я должен сходить помочь.

— Я могу пойти с тобой?

Он помотал головой, пока мы вставали, чтобы уйти.

— Нет.

Произошел несчастный случай.

Это может быть, — он замолчал, подбирая слова, — неприятно.

— Кто?

— Чарльз.

— А Шарлотта с ним?

Винсент кинул.

— Тогда я хочу пойти.

Она говорила с грустью в голосе.