Умри ради меня

– Как-то вечером ехала в метро домой из института. Вагон был битком набит, и какой-то чувак стал ее лапать.

– Мою задницу, – добавляет Даша. – И я… – Она жестом показывает, как берет чувака за голову и яростно выворачивает. – Его шея так и хрустнула… как popkorn.

– Боже.

– Да ладно, я знаю.

– А свидетелей разве не было?

– Были, но отец с ними пообщался. – Потом она переходит на русский.

– Она говорит, это был ее эпизод. «MeToo», – объясняет Вилланель.

Глава 4

– Думаю, тебе пора называть меня Оксаной, – говорит она с ноткой сожаления в голосе.

– Наверное, пора. Мне нравилось Вилланель.

– Знаю. Классное имя. Но сейчас это опасно.

– Угу. Ладно… Оксана.

Мы лежим друг напротив друга в огромной старой эмалированной ванне в Дашиной квартире. Высокие окна выходят на магистраль, откуда еле слышно доносится гул машин и лязг трамваев. Оксана, само собой, заняла конец ванны, противоположный от кранов, но горячая вода – все равно настоящее счастье после нашего заточения в контейнере.

Квартира – на третьем этаже массивного неоклассического здания в районе под названием Автово. Судя по всему, этот дом когда-то считался шикарным, такие строили для коммунистических шишек и их семей, но он явно уже пришел в упадок. Сантехника износилась, трубы щелкают и урчат.

– Смотри, какого цвета вода, – говорит Оксана, играя с пальцами на моей ноге.

– Вижу, грязноватая. А от твоего пердежа она чище не становится.

– Еще как становится! Это же прикольно. Гляди. Сжимаешь задницу – маленькие пузырьки, расслабляешь – большие.

– Грандиозно.

– Когда живешь одна, становишься экспертом в таких вещах.

– Наверняка. А что у нас с Дашей?

– В смысле, что у нас с Дашей?

– В смысле – мы у нее в гостях, в тюрьме или…?

– Мы с Дашей вместе сидели в Добрянке, и по бандитскому кодексу под названием vorovskoy zakon, мы – сестры. Сестры по убийству. Это значит, что она должна мне помогать. Я сказала ей, что была torpedo, стрелком, и работала на одну могущественную европейскую семью, а потом мне пришлось быстро свалить. Сейчас это все, что ей надо знать.

– А я?

– Про тебя она не спрашивала.

– Я – просто подружка у torpedo?

– Хочешь, чтобы я поведала ей про МИ-6? Я рассказала ей достаточно, чтобы она мне доверяла, потому что сейчас она нам нужна. Нам нужны новые документы, а она может это устроить. Или, по крайней мере, знает людей, которые могут это устроить. Короче, мы можем жить здесь сколько хотим, она нам поможет и не сдаст. Но взамен она ждет от меня ответной услуги. Что-то серьезное. Пока не знаю, поживем – увидим.

– А что делать мне?

– Ничего. Не добавишь горячей воды? На этом конце уже остывает.

– Хватит горячей воды. В каком смысле ничего?

– В смысле – ну не знаю – просто гуляй, что хочешь, то и делай. Даша знает, что ты – моя женщина. Она не станет втягивать тебя в криминал.

– Блин! Это выглядит… Даже не знаю, как это выглядит.

Она кусает большой палец моей ноги.

– А ты что же, хочешь стать гангстером, pupsik?

– Я хочу быть рядом с тобой. Я проделала весь этот путь не за тем, чтобы просто шляться по магазинам.

– А я – за этим. Я хочу, чтобы ты выглядела потрясающе.

– Серьезно, Оксана, я же не просто твоя детка.

– А кто же еще? Ты в курсе, что твои ноги на вкус – как сыр «Эмменталь»? Который с большими дырками.

– А ты в курсе, что ты реально, серьезно, б…, ненормальная?

– Я ненормальная? При том, что в одной ванне с психопаткой лежишь именно ты.

Я пытаюсь поудобнее пристроить голову между кранами.

– Чем занимается Даша?

– Контрабанда, крышевание, наркотики… Скорее всего, в основном – наркотики. У ее отца, Геннадия, была бригада в купчинской братве, а эта братва контролирует в Питере весь героин. Когда он отошел от дел, то передал бригаду Даше. Это почти неслыханно, чтобы женщина имела у бандитов такой ранг, но она к тому времени уже была официально признанный vor v zakone и люди ее уважали.

– Еще бы. Она – гребаная садистка.

– Ева, pupsik, тебе пора уже забыть это утро и жить дальше. Попытайся взглянуть ее глазами. Склад «Прекрасной невесты» платит ей как крыше, а тут появляемся мы и устраиваем там реальный боже-ж-мой. Даше нужно было показать людям, что она контролирует ситуацию.

– Пытать меня было не обязательно.

– Ну, немножко попытала.

– Было бы множко, не появись ты.

– Она просто делала свою работу. Почему, когда женщина на своем рабочем месте проявляет служебное рвение, ее сразу все называют сукой?

– Хороший вопрос.

– А я тебе скажу. Это потому что пытки и убийства считаются мужским делом, а когда тем же начинает заниматься женщина, это разрушает гендерные стереотипы. Это смешно.

– Знаю, солнышко, жизнь несправедлива.

– Она действительно несправедлива. И, кстати, просто к сведению, – она брызгает ногой мне в лицо, – я бы не отказалась от «спасибо» за то, что утром тебя вытащила.

– Спасибо тебе, моя девушка! Моя защитница, моя феминистка.

– Сколько же в тебе дерьма.