Умри ради меня

Даша, справедливости ради, устроила нас неплохо. Квартира выглядит нежилой, а в выделенной нам комнате – затхлый воздух. Судя по толщине и зеленоватому оттенку, стекла в наглухо закрытых окнах пуленепробиваемые. Но кровать вполне удобна, и после завтрака, который нам принесла девушка, представившаяся Кристиной, мы снова завалились спать.

Проснулись в почти полдень опять голодные как волки. В квартире никого нет, кроме Кристины, – судя по всему, она ждала, когда мы вылезем из постели. Она выдает нам по пуховику, и мы, спустившись в трясущемся лифте, в ее сопровождении выходим на улицу. Опухоль на лодыжке немного спала, нога по-прежнему ноет, но ходить я уже могу.

Какое счастье – вновь оказаться под прямыми солнечными лучами. Небо – темно-лазурное, а утренний снег, застыв на закопченных желто-коричневых домах, покрыл их белыми блестками. На обед у нас – по бигмаку с картошкой фри, после чего, немного прогулявшись по проспекту Стачек, мы оказываемся у бывшего кинотеатра «Комета», где сейчас магазин секонд-хенд. В зале вместо сидений прилавки с одеждой. Там есть всё – от готическо-панковского стиля до древних театральных костюмов, от армейской и полицейской парадной формы до фетишистских штучек и самодельной бижутерии. Стоит обычный для таких мест затхлый приторный запах, мне неприятно ходить по рядам с барахлом, роясь в лохмотьях чужих жизней под люстрами ар-деко.

– В этой одежде вас никто не отличит от питерских. Будете типа неформалы, – говорит Кристина. Она высокая, длинноногая, с волосами цвета пшеницы, а по ее мягким, робким манерам непохоже, чтобы она была членом банды. Она мало говорит и всегда так тихо, что приходится напрягать слух.

– Открой себя заново, pupsik. – Оксана крепко обнимает меня за талию. – Совершай безумства!

В этом духе я и стараюсь выбирать вещи, даже думать о которых в прошлой жизни мне было бы странно. Темно-синее бархатное пальто с превратившейся в тряпку шелковой подкладкой и биркой Михайловского театра. Шипованная куртка с анархистскими лозунгами. Мохеровый свитер в пчелиную черно-желтую полоску. Я вдруг замечаю, что мне все это в кайф, чего раньше при покупке одежды никогда не случалось. Похоже, Оксана тоже не скучает. Шопинг у нее такой же суровый, как и остальные сферы жизни – если ей приглянулась шмотка, которую я изучаю, она выдирает ее прямо у меня из рук, не задумываясь.

Завершает наше преображение поход в салон красоты по соседству. Оплачивает все Кристина. У нее внушительная пачка купюр, которую ей дала Даша. В салоне, пока нас с Оксаной обслуживают, она сидит, молча уставившись в пространство. Моя новая стрижка – короткая и волнистая, а у Оксаны – под мальчика, с рваными прядями. Мои ногти бирюзовые, ее – черные.

– Теперь вы совсем как русские, – Кристина одаривает нас редкой для нее, робкой улыбкой.

После этого мы на такси едем в Парк авиаторов. Зачем – мне не вполне ясно. Может, это – ближайшая от Автово туристическая достопримечательность. Небо темнеет, начинается снегопад, мы бредем через почти безлюдный парк к замерзшему пруду, окруженному мрачными скелетообразными деревьями. Напротив нас – мыс, на котором стоит памятник – взмывающий в небо истребитель «МиГ». Кристина небрежно указывает на него, а потом продолжает призраком шагать по обледеневшей тропе вдоль берега. И только тут до меня доходит, что ей приказали держать нас подальше от квартиры, пока Даша не осмотрит наши вещи и не решит, как с нами поступить. И не исключено, что она решит нас сдать.

Я задаю этот вопрос Оксане, но в ответ она высказывается неопределенно:

– Единственные люди, кого я интересую – кого мы интересуем, – это «Двенадцать», но они летают куда выше бандитов из купчинской братвы.

– Но Даша могла о них слышать. Надо полагать, у нее есть доступ ко всем возможным источникам информации теневого мира.

– Наверняка есть, но на «Двенадцать» они ее не выведут.

– Но вдруг ей удалось с ними связаться? Чисто теоретически.

– Каким образом? Через Фейсбук?

Я киваю, но без уверенности.

– Если бы Даша была дурой, она никогда не стала бы бригадиром внутри bratvy. Если она нарушит vorovskoy кодекс и выдаст меня хоть «Двенадцати», хоть кому угодно еще, ей перестанут доверять. К тому же тогда я ее убью. Может, не прямо сейчас, но наступит момент, когда я за ней приду, и она это знает.

С каждым днем я набираюсь сил. Плечи по-прежнему болят – особенно по утрам, – да и лодыжка протестует против длительных прогулок. Но Даша кормит нас очень прилично, и последствия голодовки в контейнере постепенно сходят на нет. Оксана совершает пробежки ежедневно – порой по два или три часа, – а когда возвращается, делает серьезный комплекс упражнений. Я тем временем пытаюсь улучшить свой русский, листая накопившиеся у Даши «Воги» и слушая «Радио Зенит», станцию местных новостей.