Ну, Евгений Николаевич, наступает момент истины. Не передумали насчет интервью? Может быть, вам будет легче принять решение, если я скажу, что пила приближается к вашим яйцам со скоростью семь сантиметров в минуту?
Бондарь покрепче стиснул челюсти, рискуя раскрошить зубы. Шум бешено вращающейся пилы становился все громче. «Живешь постоянно, а умираешь однажды, – тоскливо подумал Бондарь. – Искусство, которому невозможно обучиться. Каждый умирает как может, и крайне редко обходится без страданий…»
– Евгений Николаевич, – в голосе Вейдеманна появились напряженные нотки. – Кому нужен этот бессмысленный героизм?
Бондарь закрыл глаза и произнес, едва сдерживая крик:
– Мне.
Пила приближалась. Ветерок проникал даже сквозь толстую ткань джинсов. Примерно на уровне коленей. Значит, осталось около четырех минут.
Двести сорок секунд… Двести тридцать девять… Тридцать восемь… Семь…
Бондарь считал, заставляя себя сосредоточиться на этом занятии. Считать в обратном порядке было сложнее, поэтому он выбрал именно такой способ.
Не заорать бы…
Три минуты до падения в бездонный колодец небытия… Сто семьдесят девять секунд… сто семьдесят восемь… семьдесят семь…
Вейдеманн и гном что-то твердили наперебой – Бондарь их не слышал. Осталась минута… пятьдесят девять секунд… пятьдесят восемь…
Свет сочился сквозь веки, как расплавленное золото (тридцать пять, тридцать четыре). В ушах звучала грозная песнь мириад механических сирен (двадцать два, двадцать один). Сердцу не хватало места в сжавшейся грудной клетке (одиннадцать, десять).
Кровь уже брызнула, но пока что только из прокушенной губы. Мозг начал давать сбои. Завершение отсчета происходило в виде мелькающих цифр на багрово-черном фоне.
009… 008… 007…
Вскинув голову, Бондарь трижды ударился затылком о жестяное покрытие верстака. Третьего удара он уже не ощутил. Цифры исчезли, шум пилы прекратился, мир исчез.
Глава 37
Суицид со смертельным исходом
Тюремный лазарет оказался совсем не тем местом, куда намеревался попасть Бондарь. Скривившись от чугунной головной боли, он процедил:
– Вы даже убивать как следует не умеете, штурмшарфюрер. Какой же вы, к черту, практик?
– Конструкторский просчет, – повинился присевший на краешек кровати Вейдеманн. – К следующему разу подготовим ошейник.
– Почему вы не довели казнь до конца?
– Вы напрасно занимались членовредительством. Через секунду я собирался выключить станок.
– Что вам еще от меня нужно? – устало спросил Бондарь.
– Хочу преподнести вам сюрприз, – подмигнул Вейдеманн.
– Не много ли сюрпризов для одного человека?
– Не волнуйтесь, вас ожидают исключительно положительные эмоции. – Вейдеманн что-то крикнул по-эстонски, и в открывшуюся дверь втолкнули…
– Вера?! – опешил принявший сидячее положение Бондарь.
Она опустила голову, смутившись, как барышня на первом балу, хотя присутствующие в комнате мужчины не тянули даже на полусветское общество. Мужская одежда скрадывала ее фигуру, но лицо Бондарь видел отлично. Зажившие шрамы блестели в электрическом свете, как мазки розового лака.
– Здравствуй, – сказал Бондарь. – Ты похудела.
Вера робко улыбнулась:
– Посмотрел бы ты на себя!
– Успеется.
Голос Бондаря звучал ровно, как если бы за то время, пока он находился в беспамятстве, медики сумели докопаться до его души и ампутировали ее за ненадобностью.
Вейдеманн что-то такое почувствовал.
– Ну не буду вам мешать, супруги Спицыны, – бодро произнес он, вставая. – Уже поздно, отдыхайте. Не хотите меня поблагодарить, Евгений Николаевич?
– Нет, – отрезал Бондарь.
– Вы не рады?
– А вы надеялись воспользоваться моей радостью?
– Удивительная черствость, – обиделся Вейдеманн, покидая комнату.
Дверь за ним захлопнулась с пушечным грохотом. Заскрежетал засов. Бондарь поискал взглядом окно, не обнаружил и перевел взгляд на Веру.
– Присаживайся, – предложил он, похлопав рукой по кровати. – В ногах правды нет.
– Ее нигде нет, – сказала Вера, продолжая стоять.
– Где-то да есть. Как говорится, не проходите мимо.
– Я все рассказала, – быстро сказала Вера. – В мельчайших подробностях. И сделала заявление для телевидения. Мои показания записали на видео. – Она шмыгнула носом. – Меня били. Угрожали пытками.
– Было бы странно, если бы тебя угощали шампанским и мороженым, – сказал Бондарь.
– Я понимаю, что ты меня презираешь, но меня не выпустят отсюда до завтра.
– Тогда не присаживайся, а укладывайся. Еще успеем наговориться.
– Кровать узкая, – посетовала Вера, стаскивая штаны. – Как в пионерлагере.
– Ничего не попишешь, – откликнулся Бондарь, освобождая место у стенки. – Это тебе не пятизвездочный отель в Кемере.