Умри сегодня и сейчас

Жалость. Сочувствие. Влечение. Переживания, недопустимые для сотрудника спецслужбы. Стоит поддаться настроению, и ты уже раб чувств, а не исполнитель долга.

Как же поступить? Стиснуть зубы и смотреть, как Веру будут пытать у Бондаря на глазах? Деланно позевывать, изображая равнодушие? Так ведь не выйдет ведь. После этой ночи – не выйдет.

Осторожно, чтобы не разбудить Веру, Бондарь повернулся к ней. Сейчас, когда ее лицо было расслабленным и умиротворенным, она выглядела немного моложе своих лет… не девочка-колокольчик, но и не прожженная бестия, прошедшая огонь, воду и медные трубы. Неужели она влюблена по-настоящему? Нет, скорей всего, нет. Виной всему их вынужденная изоляция в чужой стране. Им пришлось немало пережить вместе, они стали близкими, насколько это возможно, а результат не заставил себя ждать.

Разумеется, сейчас капитан Бондарь для Веры единственный герой без страха и упрека. В обыкновенной будничной жизни, где будет с кем сравнивать, все переменится. Вера сама придумала себе любовь, чтобы не чувствовать себя слишком одинокой и неприкаянной. Это пройдет.

Бондарь отвернулся от девушки и уставился в призрачно белеющий потолок. Правильнее всего было бы задушить Веру собственными руками, не допустив, чтобы ублюдки из «Лиги» разыгрывали ее как какую-то козырную карту. Передавить сонную артерию спящей девушке легко… но он не может. Где же выход? Может быть, просто сделать то, чего добивается Вейдеманн? Веский довод для этого имелся: Бондарь хотел жить, просто жить. Или хотя бы умереть не самой страшной смертью. Не так уж и много, не правда ли?

Потолок в потемках становился все отчетливее. Вместе с лампой под уродливым абажуром.

Бондарь прищурился. Вейдеманн несомненно хитер, но кое-чего он не предусмотрел. Выход все же имеется. Кто ищет, тот всегда найдет, не так ли, самозванный герр штурмшарфюрер давным-давно разгромленной армии? Вы не подумали о светильнике, подвешенном к крюку? О том, что в комнате имеется тумбочка и стул, который можно поставить на тумбочку, чтобы потом столкнуть его ногой?

Оказывается, все так просто…

Рука Бондаря нащупала под матрасом ложку с заточенным черенком. Пряча ее под одеялом, он принялся за дело. Довольно скоро в его распоряжении имелось несколько полос ткани, нарезанных из пододеяльника и простыни. Еще некоторое время ушло на то, чтобы свить их в жгуты, крепко связать и соорудить петлю. Бондарь проделывал это с особой тщательностью, опасаясь допустить роковую ошибку. У него была только одна попытка. Больше такой удачной возможности не представится.

Он снова посмотрел на Веру, посмотрел очень долгим, очень пристальным взглядом. Только бы не проснулась раньше времени и не испортила его замысел. Пусть лучше видит свои сны и ни о чем не подозревает.

Заранее набросив петлю, Бондарь тихонько встал, невольно покосившись на глазок видеокамеры.

С этого момента он действовал быстро и четко. Оделся. Соорудил шаткую пирамиду из тумбочки и стула, расположив ее чуть в стороне от светильника. Взгромоздился на пирамиду. Крепко-накрепко привязал веревку к железному крюку. Расчетливо шагнул в пустоту, умудрившись не опрокинуть стул. Закачался в этой пустоте, ощущая, как петля врезается в беззащитную кожу.

Вот и все.

Не просыпайся, Вера! Тебе этого нельзя видеть. Ты узнаешь о том, что совершил твой обожаемый капитан Бондарь несколько позднее. Он все решил за вас обоих.

* * *

Парни, которых Бондарь окрестил Кроманьонцем и Кощеем, вовсе не являлись таковыми, они даже слов подобных не знали. Какой Кроманьонец? Какой Кощей?

Одного звали Оскаром – «Ос-ска-ар», как произносил он свое имя. Второй был окрещен при рождении Ярветом – «Йа-арвет-т». Они сидели возле телемонитора и, потягивая пиво из баночек, обменивались мнениями по поводу увиденного.

– А зачем господин Вейдеманн разрешил им провести ночь вместе?

– Чтобы кагэбэшник не спешил распрощаться с жизнью. Вейдеманн дал Вере сутки на то, чтобы она уговорила его выступить по телевидению.

– Почему же тогда она даже словечком не обмолвилась на эту тему? – удивился Оскар, вскрывая новую пивную жестянку.

– Думаю, решила перенести разговор на завтра, – ответил Ярвет. – Не зря же русские говорят, что утро вечера мудренее.

– Сомневаюсь я, что у Веры что-то получится хоть вечером, хоть утром. Кагэбэшник – настоящий фанатик. Каналья.

– Чекисты все такие. Но Вейдеманн его дожмет, вот увидишь.

– Как?

– Прикажет резать девушку на глазах у ее возлюбленного, вот как, – ответил скорчивший зверскую физиономию Ярвет. – По кусочку.

– А мы сумеем? – усомнился Оскар.

– Если сначала выпить немного, то почему бы и нет?

– Хо-хо! Много ты нарежешь пьяный!

– Я могу хоть литр водки выпить, но ум остается ясным. Такие дела. Вот у Лео-покойника сразу крыша ехала. – Ярвет хрипло засмеялся. – Слыхал, что он однажды сотворил на хмельную голову?

– Ну? – заинтересовался Оскар.

– Как-то его отправили на рыбалку, так он перед этим выпил стакан и даже не дошел с сетями на угря до воды.

– В самом деле?

– Говорю тебе. Развешал их на пастбище в можжевельниках, честное слово.

– Жуткая история!