Увидеть… Мне очень, по-детски, жаль, что во сне своё счастье я хоть и могу увидеть, никак не могу почувствовать, и забрать его в реальность, хоть на минуту, я тоже не могу.
***
— Простите, мистер Грей, мне очень жаль, но это было не в наших руках… Вы можете побыть с ним, — пожилой врач кивает на операционную, позволяя мне войти, и я следую туда.
Леонард.
— Лео… Сынок, Лео, мой дорогой мальчик… — целую маленькие пальчики на руке сына, крепко сжимаю холодную ладошку, и…
Я больше не могу.
Рыдаю в голос, задыхаясь от всей этой боли, что так переполняет меня. Да лучше бы это был я, чем Лео, мой дорогой, мой сыночек… Такой маленький и живой, любящий рассветы, кормить чаек, тискать собачку своей тетки, любящий тосты с бананами и вечно разбрасывающий свой «Лего», на который я вечно наступал. Мой лучший друг, моё всё, Леонард Джеральд Грей…
— Мой маленький мальчик, я так люблю тебя. Лео Джи, мой хороший…
Поглаживаю его по щекам, лохмачу светлую головку, не в силах принять то, что такой спокойный и умиротворенный, такой родной и привычный мне, теперь совсем не спит, как спал каждую ночь до этого.
Мрази.
Я сделаю вам так же больно, каждому из вас и всем вашим семьям, как больно вы сделали этому крохотному, невинному и беззащитному ребенку.
А твоего ребёнка я готов пропустить через мясорубку, Роберт Брайт, на твоих же собственных глазах, на глазах твоей жены… Как сделал и ты.
Я надеюсь, тендер действительно стоил моей жизни и жизни моей маленькой семьи. Жизни моего ни в чём неповинного четырехлетнего сына.
— Я люблю тебя, сынок. Я тебя очень сильно люблю. Прости, что я не уберег тебя…
Больше никто и никогда не разбудит меня ударами световым мечом по всему телу и пародией на голос Дарта Вейдера в исполнении детского, пищащего голоска. Никто не заберется ко мне на колени, скучая и ничего не понимая в моей работе, но тихо сидя на моих ногах, лишь бы сидеть со мной, с папой, лишь бы я время от времени целовал бы его в макушку, пока строгий голос мамы не разлучит нас, оповещая, что пора спать.
Моего сына больше нет.
Анисы больше нет.
И меня теперь тоже нет. Именно в тот поганый день, когда я появился на свет.
***
Просыпаюсь от собственного звериного воя, снова и снова испытывая ту боль, что я ощутил, когда сжал ручку Лео.
Блять, ночной кошмар. Только не снова… В этот раз я не выберусь.
К тому же, мои ночные кошмары — кошмары в реальности Аны. И мне даже немного жаль её, когда я врываюсь в её «спальню», желая стереть хотя бы из мыслей всё то, что так разрывает меня изнутри по жизни.
========== Часть 4 ==========
— Ты не хочешь позавтракать со мной, Ана? Либо тебе принесут, как всегда.
У неё такая борьба между желанием покинуть комнату и нежеланием находится рядом со мной, но первое явно побеждает, раз она кивает, вешая полотенце на крючок.
Она очень плохо вытерлась сама, по телу стекают капельки воды, и я слежу за одной, что течет от шеи до груди, прямо на торчащий от холода сосок, а потом срывается вниз, по животу до бледного, лично мной гладковыбритого лобка, и исчезает между её нежно-розовых губок.
Блять.
Поправляю член через карман спортивок и подаю ей теплый халат, что держал в руках.
— Ты когда-нибудь носила линзы?
— Нет.
— Придется начать, — подаю ей с кухонной тумбы небольшой квадратный пакет из оптики, и она кивает, рассматривает, что там внутри. — Чёрт, телефон забыл. Я сейчас подойду, кухня в твоём распоряжении.
Я никогда не забываю телефон, это проверка, что она сделает, оставшись одна. Она со мной уже неделю, я хочу понять, насколько она ещё в состоянии принимать самостоятельные решения.
По прошествии трех минут вхожу в кухню, и ожидая, и опасаясь того, что комната может быть пуста, но, к счастью, это не так. Ана раскладывает по тарелкам всё, что наготовила моя экономка, и тихо опускается за стол, ожидая меня. Неуверенная, что я позволю ей сидеть за столом.
— Приятного аппетита, — поглаживаю её по волосам и не отказываю себе в удовольствии чмокнуть её в лоб, как и перед сном.
Ана. Ани… Чёрт.
Я уже привык к ней. Она уже знает, что я могу быть даже нежным, если не бесить меня. И она определенно должна ценить то, что она уже неделю со мной, а её киска до сих пор только её.
Ана перестала плакать, она не плакала при виде меня сегодня, сегодня она даже улыбнулась, выйдя из душа, когда я зашел с халатом. Либо смирилась и приняла, либо что-то задумала, я знаю, как ведут себя зверушки. Но, раз она не сбежала…
— Наденешь сама линзы или тебе нужна помощь?
— Я постараюсь.
— Тогда иди в ванную, там удобное зеркало. Я сделаю себе кофе. Хочешь что-то?
— Нет, спасибо, сэр…
Охрана, естественно, не выпустит её даже в холл, но я всё равно немного нервничаю, подарив ей свободу перемещения по квартире.
Делаю глоток горячего, божественного напитка, но получить от него удовольствия не могу.
Да к чёрту этот кофе.
Я вхожу в ванную ровно в тот момент, когда вторая линза встает на место в глазу хорошей девочки Аны, и она часто моргает, привыкая.
— Посмотри мне в глаза.