– Меня, – вздохнул я.
– Ничего вы своею записью в квартире не сделаете. Ерунда ваш план! −
Все так же хмуро сказал Борис и неожиданно добавил: – Сейчас, как только этот крендель войдет в подъезд, пиши ему про коврик и про ключ.
В этот момент я вдруг почувствовал леденящую дрожь от неприятного предположения. Рядом с Миллер я почему-то верил в то, что все происходящее непременно достигнет желаемого эффекта. Однако под воздействием трезвомыслящего Бориса, привкус абсурда стал невыносим, как пересоленый суп. Я попытался представить себя на месте Сандалетина и отчётливо понял, что я бы в квартиру не вошел ни за что. Как бы хозяйка не задерживалась, дождался бы снаружи.
– Свой ключ отдаешь мне, а сам заходишь в квартиру сразу после меня, – продолжал Борис, попутно извлекая с заднего сидения синий китель.
Попросив о помощи, отнекиваться было поздно.
– А если Сандалетин останется ждать снаружи? – спросил я, указывая на долговязую фигуру, появившуюся у подъезда.
Борис скользнул по герою беглым взглядом, продолжая упаковываться в форму.
– Вряд ли. Модничает, я смотрю, ваш Санадлетин: полупальтишко, ботиночки на тонкой подошве. Нет, на улице он долго не прождет.
– А если в подъезде останется? – не унимался я, с ужасом понимая, что на кон этой игры поставлено слишком много чужих фишек.
– Такой гусь не останется. Западло ему в подъезде стенки подпирать. Пиши уже свое смс, – приказал Борис, и я нажал «отправить», надеясь, что реализм возьмет верх над стихией абсурда.
Глава 18
Иногда лучше жевать, чем говорить, а особенно писать
– Если все вокруг становится одноразовым, то и человек рано или поздно станет одноразовым, – пробормотала Вика, осматривая юбку, разошедшуюся по шву, после моего вчерашнего перфоманса в духе «Основного инстинкта».
Тетка сунула мне под нос бирку «Dolce&Gabbana». В брендах я не разбираюсь совсем, но про D&G, конечно, слышал, и судя по злобно раздувающимся ноздрям Вики это была не подделка, во всяком случае, заплачено за юбку было как за подлинник. Именно по состоянию юбки, она и поняла, что в ее отсутствие произошло что-то выходящее за границы добра и зла.
– Ты еще и Бориса сюда втянул! И как по-твоему я буду все это расхлебывать? – причитала Вика, слушая подробности. – Скажи-ка, дорогуша, – вдруг сощурилась она. – Я тебя просила держаться от Миллер подальше?
– Вика, она хотела помочь… – начал я.
– Я просила тебя? – зло перебила она.
– Просила, но…
Виктория не дала мне договорить, сорвавшись на крик:
– Что она тебе рассказывала? А? Про Пигмалиона рассказывала? Про Галатею? Про акт творения?
– Вообще-то нет, – честно соврал я, так как про все это слышал только от девочек, а не от самой Миллер.
– Значит, расскажет еще. Только она не Пигмалион никакой. Она кукловод. Ей нужно зрелище, представление. Что ты, говоришь у нее было? Камера? Ну да, конечно! Камера и мой родной племянник в кудрях и юбке. И главный придурок нашего факультета у меня в квартире. Браво, Ада Львовна!
Вика волчком завертелась по комнате. Насчет одного она точно была права – это то самое слово, которое я никак не мог подобрать. Кукловод. Конечно, в отличие от творца-Пигмалиона, кукловод держится в тени.
– И что из того? – недоумевал я. – Миллер с нами по пути. Ей тоже мешает Сандалетин.
Я был зол на Вику, отказываясь понимать ее упорство.
– Вместо того, чтобы орать на Миллер по телефону и обзывать старой извращенкой, надо было ей спасибо сказать, – добавил я.
– Переживет, – усмехнулась тетка. – Интересно, ей-то чем Сандалетин помешал?
– Она не сказала, – вынужден был признать я.
– Вот именно, – со вздохом произнесла Вика, усаживаясь к форточке с сигаретой. – Откуда Аде Львовне стала известна история с книгой Милашевского, и то как я опростоволосилась?
– Она утверждает, что дружила с Милашевским, и он сам говорил, что отдал материалы для фиксации авторства.
Стеклянными глазами Вика смотрела вперед, как Тутанхамон с крышки саркофага.
– Ну, может и правда, – наконец отозвалась она.
Кажется, здравый смысл возвращался в эту кудрявую голову.
– Город маленький. Такое шило в мешочке нашего научного мира не утаишь… А ты действительно думаешь, что Сандалетин спутал тебя со мной?
– Если бы не спутал, он не поддался бы на уловку с ключом.
Вика наконец-то улыбнулась, а то я уже заподозрил, что разыгравшаяся паранойя помешает ей оценить красоту нашей с Миллер игры.
– Рассказывай, – приказала она, устраиваясь с чашкой чая на диван.
Но наша Бейкер-стрит, а, точнее сказать, наш проходной двор, имел на этот вечер свои планы. В дверь позвонили.