Унесенные ветрами надежд

Ее переполняло чувство какой-то нереальности, словно это не она лежала здесь в объятиях своего любовника, а какая-то незнакомая чужая женщина, которую она до сих пор не знала. Вся горечь и обиды улетучились, она чувствовала себя легкой, почти невесомой, освобожденной от какого бы то ни было бремени. Пока она лежит здесь, с ней ничего не может случиться, все неприятности были где-то очень далеко. Ей казалось, что она попала в рай, пусть даже всего лишь на короткое время. В отличие от предыдущих интимных встреч с ним, она в этот раз не чувствовала ни стыда, ни раскаяния, лишь неотвратимость того, что произошло между ними. То, что они совершили вдвоем, связывало их каким-то роковым образом, и Элизабет осознавала это. Она уткнулась носом в ямочку под его подбородком и жадно вдыхала в себя запах любимого мужчины, который невозможно было перепутать ни с каким другим и благодаря которому она вслепую могла бы найти его. От него пахло ромом, который он выпил, табаком, сандаловым деревом, солью и потом.

Странно, какой мягкой была его кожа в этом месте, всего лишь на расстоянии нескольких пальцев от нижней части его подбородка, который царапался, словно грубая щетка. Касаясь губами этого нежного углубления, она вдруг подумала, что это противоречие весьма характерно для всего его существа. Он был для нее как бы загадкой, которую можно было разгадать только по частям, и всегда, когда ей казалось, что разгадана одна часть, тут же появлялись другие, которых она раньше еще не видела.

— Как долго мы уже находимся здесь? — спросила Элизабет, когда ей показалось, что уже прошла половина вечности.

— Приблизительно полтора часа. — Его гортань вибрировала под ее губами, и она поцеловала это место.

— Мне нужно возвращаться, — сказала она.

— Значит, нужно.

Вот и все. Он не сказал: «Брось его и уезжай со мной, все равно куда». А просто лишь: «Значит, нужно». Она прислушалась к своему внутреннему голосу, но не почувствовала никакой обиды. И лишь горьковато-сладкое ощущение потери заполнило ее душу еще до того, как он ушел.

Они дали друг другу то, что им хотелось, не больше и не меньше. Не было никаких требований, никаких запросов. Да, ей нужно было возвращаться назад, без Дункана. Они жили в разных мирах. То, что она была матерью его сына, ничего не меняло, или, точнее говоря, именно из-за этого она ничего не могла изменить. Жизнь, которую она хотела для Джонатана, ничего общего не имела с жизнью его отца. И с этой мыслью Элизабет окончательно вернулась из рая в действительность. Она со вздохом высвободилась из объятий Дункана и села на песок.

— О небеса, я вся в песке!

— Давай я помогу тебе.

Он тщательно выбил песок из ее юбок, зашнуровал корсет, а затем вытащил гребешок из сумки, висевшей у него на поясе, и осторожно расчесал ее растрепанные волосы. Она обратила внимание, что он избегал ее взгляда, и это больно кольнуло ее в сердце, потому что дистанция между ними восстановилась слишком быстро. Впрочем, она не подала виду и только шутливо сказала:

— Спасибо! Когда ты потеряешь работу в качестве пирата, я смогу рекомендовать тебя на должность камердинера.

К ее изумлению, он обнял ее и крепко прижал к себе.

— Элизабет, я должен тебе кое-что сказать. Собственно говоря, именно поэтому я и пошел вслед за тобой. Я хотел, чтобы ты услышала это от меня, а не от кого-нибудь чужого. Пожалуйста, не надо меня ненавидеть за то, что я скажу тебе это только сейчас. Я не мог ничего сказать раньше, потому что ты злилась на меня. Я хотел сначала привести в порядок наши отношения с тобой.

Его голос был серьезным и каким-то печальным. Ее сердце сжалось от страха.

— Что случилось, Дункан?

— Твой отец умер.

Дункан крепко держал ее в объятиях, хотя она кричала, плакала и била кулаками его в грудь, требуя, чтобы он убрался к черту. Когда ее плач прекратился, он, хотя она об этом и не просила, рассказал ей все, что знал. Виконт умер от сердечного приступа четыре месяца назад и был похоронен без огласки. Для поместья Рейли-Манор был назначен управляющий, о чем виконт распорядился еще тогда, когда был жив.