Унесенные ветрами надежд

Ирландцы были католиками и принадлежали к той вере, которую тут все презирали. Вследствие этого у них не было своей церкви на Барбадосе. До Элизабет доходили слухи, что некоторые из них собираются в тайных местах, в лесах, где объявленный вне закона пастор по имени Эдмонд, которого якобы никто никогда не видел, читает им мессу по римскому ритуалу. То, что Деирдре тоже ходила на такие встречи, Элизабет услышала впервые. До сих пор она даже не знала, соответствуют ли вообще действительности все эти сплетни о богослужении в джунглях.

— Я не собираюсь терпеть в своем доме происки папистов, — закончил Гарольд.

Он сплюнул, снова скривившись в гримасе. Затем он посмотрел на Элизабет. По его лицу было видно, что в нем происходит внутренняя борьба.

— Извини, что напугал тебя, — выдавил он наконец. — Я… Нельзя было поднимать на тебя плетку.

С этими словами он резко повернулся и ушел.

На следующее утро Деирдре, собрав свои немногочисленные пожитки, сбежала. Старая Роза расплакалась, когда Элизабет пришла к ней и спросила, куда подевалась Деирдре.

— Это знает одно только Небо! — всхлипывала она. — Я молюсь за душу бедной девочки.

— Она спряталась у папистов в джунглях?

Старая женщина перекрестилась.

— Не спрашивайте меня, миледи, я не могу этого сказать. Я знаю только одно: она точно не вернется назад.

18

После этих событий прошла неделя. Жизнь продолжалась, словно ничего и не случилось. Элизабет знала, что Дункан все еще был на Барбадосе, однако больше его не видела. Зато Фелисити почти ежедневно встречалась с Никласом Вандемеером. Она или наносила ему визиты на корабль, или же он приходил в гости в Данмор-Холл, или же они договаривались о совместной прогулке по побережью в Бриджтауне. При этих встречах обязательно присутствовали либо Марта, либо старая Роза, потому что правила хорошего тона запрещали молодым незамужним женщинам из приличных семей встречаться с мужчиной без сопровождающей их пожилой дамы.

Встречи в присутствии Марты Фелисити находила не особенно приятными, поскольку хозяйке Данмор-Холла были чужды любые представления о соответствующей приличию сдержанности. Она была склонна к бесконечной болтовне, раздражала голландского капитана всяческими наивными вопросами и даже не стеснялась бросать на него восхищенные взгляды, в то время как Фелисити, кипя от возмущения, сидела рядом, не успевая вставить ни слова. В конце концов злость на Марту взяла верх над желанием видеться с Никласом в ее компании, и по этой причине она через несколько дней начала планировать свои свидания таким образом, что Марта не могла присутствовать на них, хотя бы по той причине, что она в это время или играла с дружившими с ней дамами в пике, или бывала на примерке у закройщицы, или же как раз предавалась послеобеденному сну. От Розы, которая стала сопровождать Фелисити, избавиться было легче. Чаще всего получалось так, что старая ирландка срочно вынуждена была отправляться за какими-то покупками для Фелисити и задерживалась за этим занятием дольше, чем было нужно. Короче говоря, Фелисити словно витала в облаках, и ничто не могло омрачить ее радостного настроения, даже известие о смерти виконта, которое поступило в дом Данморов на следующий день после праздника, но уже в официальном порядке: Дункан Хайнес приказал своему боцману Джону Иверсу доставить в Данмор-Холл послание, в котором он вкратце сообщил о кончине лорда Рейли и передал его дочери свое сердечное соболезнование.

Элизабет на несколько дней полностью удалилась от всех и даже еду приказала относить в ее комнату. Молодая женщина избегала встреч с остальными членами своей семьи, за исключением Джонатана и Фелисити. Она должна была прийти в себя не только после смерти своего отца, но и после событий той злосчастной ночи, которая, если оглянуться назад, оказалась воплощением рокового стечения обстоятельств. Она сама в очередной раз совершила супружескую измену, а немного погодя Роберт попытался изнасиловать Деирдре. Стремление Гарольда с помощью плетки устранить то, что невозможно было описать словами, способствовало возникновению еще одной горящей пропасти в этом хитросплетении позора и стыда.

Элизабет целыми днями сидела в полудреме в кресле или лежала в гамаке. Глубоко погрузившись в свои мысли, она смотрела на дрожащие полоски солнечного света, пробивающиеся сквозь щели в ставнях, или вслушивалась в то, как барабанили по крыше капли дождя, который ежедневно шел в ранние утренние часы, насыщая воздух душной влагой, превращавшейся в пар. Иногда она вытаскивала свое кресло-качалку на лоджию и, бездумно уставившись вниз, смотрела на внутренний дворик, на бормочущий фонтан до тех пор, пока ей не начинало казаться, что этот каменный лев — Дункан и что он пожирает ее вместе с кожей и волосами. Иногда эта архаичная морда приобретала черты Роберта, охваченного отчаянием, чтобы сразу же после этого стать похожей на лицо его отца, чей злобный облик заставлял думать о несчастье и смерти.