Читаем Унесенные за горизонт полностью

- Меня в субботу не было, но мне сказали, что об этом очень просил ваш судья. Он сказал, что боится за вас, что вы в таком отчаянии, что можете наложить на себя руки...

Вы, кажется, это и пытались сделать, когда приехали наши оперативники?

Я опустила глаза.

- Желаю вам твердости. Вы невиновны и, по сути дела, являетесь жертвой афериста. Хоть он и сын профессора, у которого мы в свое время все учились. Все будет хорошо, верьте мне, - закончил напутствие Ножницкий [10].

- Спасибо вам,- прошептала я на прощание.

- За что же?

- За человечность, - и быстро ушла, боясь, что все-таки не выдержу и заплачу.

Иван Васильевич ни разу не прервал меня, лишь крепко сжимал мои руки, когда, под влиянием неприятных для меня воспоминаний, я начинала особенно волноваться.

- Это необыкновенная история, - сказал Иван Васильевич. - И я с нетерпением ожидаю финала.

- Ну, теперь узлы будут развязываться, и это уже не так интересно, - усмехнулась я. - Дам прочитать как- нибудь письмо Игоря, присланное из тюрьмы, из него все будет ясно!

К этому времени мы прошли по рельсам метро от «Дзержинской» до «Охотного ряда». Дали отбой. Поднялись наверх, обменялись рукопожатием и расстались. На лице Ивана Васильевича в лучах восходящего солнца я увидела выражение такого неподдельного сочувствия, что задохнулась от нахлынувшей благодарности- за короткое время он стал мне так близок, как бывают близки только самые лучшие друзья юности.

<p>Ангел во плоти</p>

Я вышла из ворот МУРа и растерялась. Было жарко. Вокруг шумела Тверская улица, бронзовый поэт с голубем на плече, скрестив на груди руки, по-прежнему печально глядел на роившуюся у его подножия пеструю толпу, а я стояла и не знала, что делать и куда идти. У меня не было ни копейки, даже на трамвай. Толпа подхватила меня, и, как-то бездумно, машинально передвигая ноги, я оказалась на Триумфальной площади. Отсюда было рукой подать до Лесной, где жила Ира Анискина.

- Ты уже на свободе, как здорово! - обрадовалась она.

Для нее, конечно, два дня, которые я провела под арестом, прошли быстро; сидя в уголке кровати, поджав под себя ноги, она рассказала, как выполнила все мои поручения: в тот же вечер, несмотря на усталость, съездила к Алеше и сообщила о моем аресте.

- Ой, ты, наверное, есть хочешь?

Я утвердительно кивнула головой. Ира налила мне и себе по тарелке борща из большой кастрюли и сказала:

- Правда, вкусный? Ты знаешь, я отучила Петра от колбасы и сливочного масла, которыми он питался раньше как диабетик. Теперь он ест супы на красном бульоне, это гораздо дешевле, ведь мы живем на одну его стипендию. Не идти же мне работать в моем положении!

- Но может, это вредно при его болезни? - засомневалась я.

- Ну, да! Врачи чего не выдумают? А по-моему, нет ничего полезнее борща. Я сама варю. Вкусный, правда?

С этим я была вполне согласна и поглощала борщ с большим удовольствием. Ира продолжала рассказывать о болезни Петра, о том, что от учебы у него совсем испортилось зрение [11]. Вдруг мне сделалось тоскливо и муторно, и я уже не могла находиться в этой маленькой комнатушке, насквозь прогретой лучами заходящего солнца. Я прервала ее на полуслове и попросила дать гривенник на трамвай.

- Ты подожди, придет Петр, у него, вероятно, найдется!

- Нет-нет, как-нибудь доберусь!

И быстро захлопнула за собой дверь, не обращая внимания на возгласы Ирины.

Побрела, стремясь к Садовой, по каким-то улицам, вышла на Божедомку и вдруг остановилась возле двухэтажного домика, показавшегося удивительно знакомым. Господи! Здесь живет Володя Князев!

Сразу вспомнилось беззаботное время в Павшине, где я временно работала и дружила с веселым, чистым юношей. Он жил на даче и готовился в вуз. Просвещал меня по части звезд, особенно ярко сиявших на темном августовском небе, хотя собирался учиться на конструктора. Чтобы доказать свои способности в избранной специальности, построил для меня термос из фанеры, проложенный внутри каким-то хитрым материалом, - термос не только сохранял приготовленную пищу горячей, но и доваривал ее. Как-то случилось вместе с Володей ехать в Москву, он затащил меня к себе домой и познакомил с родителями - папой, полнотой и очками напомнившим постаревшего Пьера Безухова, и мамой, в молодости, наверное, похожей на Наташу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное