Первый порыв - бежать, но на пороге уже стояли двое мужчин в кепках. Один, по виду мой ровесник, все время улыбался, другой, постарше, был хмур и смотрел исподлобья. Постаралась держаться с достоинством. Прочитала удостоверения, выданные МУРом, и ордера - на арест и обыск. Повела наверх.
- Вот, Ира, - сказала я совершенно спокойно, - за мной приехали, а сейчас обыск.
Ира, побледнев, посмотрела на вошедших мужчин в штатском и молча, как сомнамбула, двинулась к двери.
- Вы кто? - задержали они ее.
- Подруга, приехала навестить, - поспешила ответить я.
- Откуда?
- Из Москвы!
- Ваши документы.
Ира протянула паспорт. Они внимательно его пролистали.
- Будете присутствовать при обыске в качестве понятой, - сказали они, отдавая паспорт.
Второй понятой стала сторожиха Нюра.
И обыск начался. Перетряхнули всё: книги, журналы, забрали письма, обнаружили неоклеенное дело, спрятанное под матрацем. Особенно заинтересовал оперативников чемодан Игоря. В нем не было белья, лишь какие-то альбомы, тетради и бумаги. Чемодан всегда был заперт, Игорь просил не трогать его - в нем он хранил черновики своих произведений, рассказы, сценарии. Я свято чтила эту просьбу и в чемодан не заглядывала.
Оперативники тщательно все пересмотрели и вдруг присвистнули: из пачки обычной писчей бумаги выпали бланки самых разных учреждений и трестов, несколько незаполненных профсоюзных билетов и два чистых паспорта.
- Неужели вы не знали о содержимом чемодана? - язвительно спросил старший по виду оперативник.
- Клянусь, не знала! Он просил не трогать бумаг, чтобы не перепутать! - лепетала я, понимая, что если и теплилась еще какая-то надежда, то теперь ее нет и быть не может.
Безумными глазами смотрела я на груду бумаг, окончательно погубивших меня. Дикое желание немедленно покончить с позором овладело мной в одно мгновенье: рванула дверь, возле которой стояла, промчалась по коридору, по лестнице, выскочила на улицу и с такой резвостью припустила к железной дороге, что даже не слышала топота тяжелых сапог молодого оперативника. Он настиг меня у полотна, когда поезд уже дал гудок, но, к счастью, все еще стоял на станции.
- Вы с ума сошли! - бормотал он, ведя меня за руку, как маленькую девочку. - Даже мы понимаем, что вы попали в руки прохвоста. Уверен, все обойдется, а вы... сразу под поезд.
Старший его товарищ, увидев нас, только укоризненно покачал головой, говорить ничего не стал.
Скоро все, что обличало Игоря, было уложено в его чемодан; дело же, найденное под матрацем, забирать не стали: я объяснила, что ошиблась при покупке марок и спрятала, чтобы не спутать с другими. И они легко согласились с этим неуклюжим объяснением. Затем деликатно предупредили, что все же мне придется поехать с ними в Москву, и сказали, что можно захватить подругу.
В фургоне были деревянные лавки и очень трясло. Оперативник, сидевший по другую сторону решетки, явно мне сочувствовал и разрешил нам с Ирой разговаривать. Я попросила ее съездить к брату Алексею, рассказать ему все, и чтобы он сообщил маме, что я в командировке. Ирина обещала все сделать, и мы замолчали. Она сошла у своего дома, помахав на прощание рукой, а меня повезли по улицам Москвы в то учреждение, откуда я не раз получала дела и сопроводительные бумаги. Здание МУРа находилось в то время на Тверском бульваре, недалеко от памятника Пушкину. Машина въехала во двор, провожатый сошел первым и, подав руку, помог спрыгнуть на землю.
От сумы да тюрьмы.
Меня провели по большому тускло освещенному коридору, открыли одну из дверей, и я вошла в большую камеру, где в разных позах сидели и лежали женщины. Не распускаться, приказала я себе. Изучай нравы. Наблюдай, как ведут себя люди, которых ты сама не раз сюда направляла. И присела на табуретку, что стояла у стены вблизи двери.
- Что уселась! - раздался хрипловатый голос. - Параши не нюхала?
Я оглянулась - действительно, совсем рядом стояло огромное ведро, небрежно прикрытое крышкой. И сразу ощутила тошнотворный запах. Вскочила на ноги.
- Ну, иди, иди сюда, - продолжала из дальнего угла женщина в белой кофточке, с распущенными по груди и спине темными волосами. Я двинулась на зов, робко ступая и чувствуя отовсюду любопытные взгляды.
- За что взяли? - спросила женщина.
- Не знаю, - пролепетала я. И остановилась, сраженная мыслью: меня, судебного работника, посадили в общую камеру! Существовала инструкция, запрещавшая это. Сразу вспомнился недавний случай, когда арестованного судью в общей камере растерзали уголовники. Испугавшись, повернула назад, к двери.
- Да ты чего? - удивилась женщина. - Иди сюда, у нас здесь лучше. Расскажешь о своих делишках, а мы тебе чего- нибудь присоветуем, мы люди опытные.
Но я отмахнулась, твердо решив скрыть принадлежность к судебному миру. Мое поведение явно не понравилось. Поднялось шушуканье. В это время загремел засов и вошел конвойный.
- Винавер, - позвал он, - на выход.
Недоумевая, поднялась, вышла.
- Туда, туда, в конец коридора, - подгонял меня конвойный, - вишь, какая важная птица, в одиночку велели перевести.