Французское произношение у суперинтенданта не было таким хорошим, как у сержанта Грейвса, но, тем не менее, он гордился этим. Он встал и пересек комнату. Затем вернулся на место, что-то держа в руке. Это была губная помада в золотом тюбике.
— У нас с самого начала был этот предмет, указывающий на то, что в деле может быть замешана какая-то женщина, — сказал он.
Пуаро взял помаду и слегка провел по ладони.
— Высшего качества, — заметил он. — Темно-вишневый цвет, которым обычно пользуются брюнетки.
— Да. Этот тюбик нашли на полу в пятом номере. Он закатился под комод и, вероятно, пролежал там некоторое время. Никаких отпечатков пальцев. В наши дни диапазон помад невелик, всего несколько видов.
— И вы, конечно, уже навели справки?
— Да, — улыбнувшись, произнес Спенс. — Навели справки, как вы говорите. Розалин Клоуд пользуется такой помадой. И Линн Марчмонт тоже. У Фрэнсис Клоуд помада более мягкого оттенка. Миссис Лайонел Клоуд совсем не пользуется помадой. У миссис Марчмонт помада нежного розоватого цвета. Беатрис Липпинкотт, похоже, не пользуется такой дорогой помадой. То же самое можно сказать и о горничной Глэдис.
Он замолчал.
— Вы основательно все проверили, — сказал Пуаро.
— Не совсем. Похоже, здесь замешана незнакомка, какая-то женщина, которую, вероятно, Андерхей знал в Уормсли-Уэйле.
— И которая побывала у него во вторник вечером, в четверть одиннадцатого?
— Вот именно, — согласился Спенс и со вздохом добавил. — И это снимает подозрения с Дэвида Хантера.
— Неужели?
— Да. Его светлость соизволили наконец сделать заявление. После того, как его адвокат посчитал это разумным. Вот отчет о его передвижениях.
Пуаро стал читать аккуратно отпечатанный текст:
«Выехал из Лондона в Уормсли-Хит на поезде в 4.16. Прибыл туда в 5.30. Отправился пешком в Фурроубэнк».
— Причина его приезда, — вмешался суперинтендант, — заключалась, согласно его утверждениям, в том, чтобы взять кое-какие вещи, которые он оставил в доме, письма и бумаги, чековую книжку, а также выяснить, принесли ли рубашки из прачечной или нет. Их, конечно, не принесли. Должен сказать, стирка в наше время — проблема. Вот уже четыре месяца, как у нас появилась эта ужасная прачечная; у меня в доме нет ни одного чистого полотенца, а жена вынуждена сейчас все стирать сама.
Покончив с этим лирическим отступлением, суперинтендант вернулся к маршруту Дэвида.
«Ушел из Фурроубэнка в 7.25 вечера и решил прогуляться, поскольку опоздал на поезд в 7.20, а следующий был только в 9.20.»
— И куда же он пошел? — спросил Пуаро.
Суперинтендант обратился к своим записям.
— Говорит, что сперва гулял в роще, потом пошел к Мышиному холму, а затем повернул на Длинную гряду.
— То есть, все время кружил вокруг Уайт-хауса!
— Должен сказать, вы быстро ознакомились с местной географией, месье Пуаро!
Пуаро улыбнулся и покачал головой.
— Нет, мне совсем неизвестны названия, которые вы упоминали. Я просто сделал предположение.
— О, вот как! — суперинтендант склонил голову набок.
— Затем, согласно его показаниям, когда он был на Длинной гряде, он понял, что может хорошо срезать, и прямо через поле направился на станцию Уормсли-Хит. Он едва успел на поезд, прибыл на вокзал «Виктория» в 10.45 и к одиннадцати часам вечера добрался до Шепперд-корта. Причем последнее утверждение подтверждается миссис Гордон Клоуд.
— Ну, а остальные? Чем-нибудь подкреплены?
— Немногим, но кое-что есть. Роули Клоуд и некоторые другие видели, как он прибыл в Уормсли-Хит. Служанок в Фурроубэнке не было (хотя, конечно, у него есть свой собственный ключ), и они его не видели, но позднее в библиотеке они обнаружили окурок, который, я думаю, их сильно заинтриговал, и заметили, что в бельевом шкафу кто-то копался. Кроме того, один из садовников задержался в саду допоздна, так как закрывал теплицы, и видел его. Мисс Марчмонт столкнулась с ним в Мардонском лесу, когда он спешил на поезд.
— Кто-нибудь видел, как он сел на поезд?
— Нет. Но как только вернулся в Лондон, он позвонил мисс Марчмонт. Было 11.05.
— Это точно установлено?
— Да, мы уже навели справки относительно этого разговора. В 11.04 вызывали Уормсли-Уэйл, 36. Это номер Марчмонтов.
— Очень, очень интересно, — пробормотал Пуаро.