Унгерн. Демон монгольских степей

Больше всего от семей ограбленных аргунцев досталось члену войскового правления Гордееву, находившемуся в семёновском стане. Он обратился за разъяснениями к начальнику снабжения Отдельного Маньчжурского отряда:

   — Объясните мне, как члену правления Забайкальского войска, почему служащие нам монголы-харачины угнали отары наших же казаков.

   — Этого вопроса перед Григорием Михайловичем не поднимайте.

   — Почему не поднимать?

   — Потому что набег на станицы по Аргуни сделал с харачинами барон Унгерн.

   — Ну и что из этого? Разве он не подчиняется атаману Семёнову?

   — Подчиняется. Но если я, как начальник снабжения Отдельного Маньчжурского отряда, об этом заявлю, мой чуб затрещит под атаманской рукой.

   — Но это же обида семьям наших казаков!

   — А что делать? Война кормится войною. С бароном лучше сегодня не связываться.

   — Это почему же?

   — Потому, что ныне за нашим бароном горой стоят японцы. А с ними сегодня не считаться — себе беду делать...

Японские советники, проводившие время в хайларской ставке князя Фуршенги, действительно начали явно для других семёновских военачальников опекать Унгерна-Штернберга. Барон пришёлся им и по «вкусу», и по духу. Больше всего старался расположить к Японии белоказачьего есаула капитан Нагаоми. В его подробных донесениях в штаб-квартиру японских войск в Токио мелькали такие строки:

«Барон Утери высказался, что военный министр императорского правительства Кадзусига Угаки должен стать кумиром японской офицерской молодёжи…»

«Барон Унгерн заявил, что только Япония способна противостоять европейскому и американскому деспотическому капитализму на Востоке...»

«Военачальник атамана Семёнова считает нас, японцев, той силой, которая способна противостоять катящейся на Восток волне русского большевизма...»

«Унгерн разделяет наше мнение относительно восстановления в Китае монархии. Он сторонник свергнутой династии Цинь...»

« Унгерн — один из первых русских буддистов по духу, Считает, что возрождённая маньчжурская династия имеет единственную точку физической опоры — в Монголии, а точку духовной опоры Циней видит в буддизме...»

События Гражданской войны в Забайкалье в 1918 году развивались стремительно.

Атаману Семёнову удалось собрать под знамёна Отдельного Маньчжурского отряда с тысячу человек, не считая харачинов князя Фуршенги. Это были люди отчаянные, которым по многим причинам терять в жизни было нечего: офицеры, местные жители и заброшенные судьбой в эти края казаки-забайкальцы, буряты, монголы из воинственных племён баргутов и харачинов, китайские разбойники-хунхузы, отставные нижние чины японской армии, поселённые в Маньчжурии. Атаман с таким войском мог совершать угрожающие рейды по Забайкалью. Но тягаться с регулярной Красной Армией — такое дело было Семёнову пока не под силу.

Всё же основу семёновской «армии» составляли войска иррегулярные. Главную боевую силу Отдельного Маньчжурского отряда составляли на тот период... японцы. Об этом сам Семёнов писал со всей откровенностью:

«...При штабе находился батальон японских добровольцев, в количестве до 600 человек, который представлял собой подвижный резерв и бросался обычно на упакованный участок фронта, заменяя пехоту из добровольцев-китайцев, доблесть которых после трёхмесячных непрерывных боев оставляла желать много лучшего.

Японский батальон был создан по инициативе капитана Куроки, который командировал сотрудников своей миссии, гг. Анжио и Эйтаро, в Южную Маньчжурию для привлечения добровольцев из числа резервистов. Они успешно справились с поставленной им задачей, завербовав на службу в отряд несколько сот только что окончивших службу солдат.