Унгерн. Демон монгольских степей

   — Господин генерал...

   — Молчи, если виновен. Всех, кто есть в штабе, — на коней. И догоняйте дивизию без промедления...

К начальным событиям — «боям отчаяния» — Азиатская конная дивизия не поспела. Случилась редкая ситуация: конное войско Унгерна-Штернберга «проскочило мимо» походной колонны китайцев. Когда ошибка стала ясна, барон погнал свои полки и сотни в обратную сторону, на отдалённые звуки ружейной пальбы и пушечных выстрелов.

На сей раз, не в пример защите Урги, китайские солдаты сражались на редкость упорно, словно в том бою в чистом поле близ ургона Цаган-Цэген решался вопрос жизни и смерти. Роман Фёдорович скажет в тот день:

   — В который раз уже вижу, что китайский солдат стоит выше своих офицеров. Даже тех, кто проходил стажировку в японской армии...

То сражение между унгерновцами и китайскими войсками генерала Чу Лицзяна в официальной монгольской, да и советской истории затерялось по «известным причинам». А зря. Ведь в 1921 году на территории Монголии впервые за последние двести лет (!) произошло такое крупное сражение: в нём участвовали с двух сторон более пятнадцати тысяч человек. Белоэмигрант Волков писал в своих мемуарах:

«И вот китайцы по пяти раз кряду бросаются в атаки рядом с трупами китайских солдат находят тела их жён-монголок, сражавшихся бок о бок с мужьями. Монголы, в обычных условиях легко поддающиеся панике, разряжают, как на учении, винтовки. На русского всадника приходится иногда от десяти до пятнадцати китайцев...»

Почему солдаты ургинского гарнизона имели жён-монголок? Пекинские власти издавна запрещали китаянкам селиться в Застенном Китае, то есть за Великой Китайской стеной. Везде, в том числе и во Внешней Монголии, китайцы-поселенцы женились на местных женщинах. Дети от смешанных браков считались китайцами. Так Пекин проводил ассимиляцию туземного населения на окраинах государства: в Монголии, Тибете, Кашгаре, Джунгарии, других областях.

Генерал Чу Лицзян старался, как мог, чтобы вырвать победу и открыть себе дорогу на Ургу. Но когда в степи показалась голова походной колонны Азиатской конной дивизии, он понял, что победа уплывает из его рук и столицы Халхи ему не видать. А когда унгерновцы стали на ходу разворачиваться в широкую лаву, Чу Лицзян сказал окружавшим его офицерам:

   — Я чувствую приближение смерти...

В поединке конного воина с пешим в рукопашной схватке верх одерживает, как правило, первый. Разве можно было в голой степи убежать пешему от конного преследователя? Азиаты барона Унгерна врубились в ряды китайской пехоты, и поле брани близ Цаган-Цэгена покрылось тысячами тел убитых. Генерал Чу Лицзян проиграл битву, как говорится, вчистую. Один из белых мемуаристов вспоминал спустя месяц:

«Большинство трупов предали земле, но ещё до сих пор среди остатков брошенной амуниции валялось около полутора тысяч не погребённых со страшными ранами от сабельных ударов. Монголы старались объехать стороной это поле ужаса и смерти, и здесь было полное раздолье для волков и одичавших собак».

Унгерн фон Штернберг показал в тот день собственное бесстрашие. Бойцы его дивизии, монгольские цэрики и ургинские ополченцы видели великого батора в самом пекле схваток. Цаган-Цэген добавил к «мифу об Унгерне» немало фантастическо-мистических строк со слов участников того сражения:

   — Великий батор самым первым поскакал в атаку на гаминов. Это видели все в тот день...

   — Когда гамины издалека увидели всадника в жёлтом халате цин-вана, то они всей толпой стали стрелять в него. Целились изо всех сил...

   — Стреляли залпами. И всё мимо и мимо. А он с саблей налетел на них без единой царапины...

   — После боя в седле, седельных сумах, сбруе, халате, сапогах и даже в шапочке цин-вана насчитали следы семидесяти пуль. А говорят, что и больше...

   — И он за весь день не был даже легко ранен...

   — Верно говорят ламы: наш цин-ван, бывший русским генералом, — монгольский Бог Войны...

   — Цин-ван Унгерна великий Богдо-гэген называет своим первым полководцем...

Разрозненные бон в окрестностях Цаган-Цэгена шли три дня. Стороны то сходились, то расходились. На третьи сутки китайцы поняли, что окружены не только степью, но и неприятельскими конными отрядами. Генерал Чу Лицзян прислал парламентёров. В ходе недолгих переговоров китайцы согласились сложить оружие без каких-либо условий.