Унгерн. Демон монгольских степей

Предчувствие беды не покидало арестованного. У входа в юрту стоял адъютант генерала Резухина, капитан Веселовский. За поясом у него был револьвер без кобуры, в руке обнажённая шашка, которой он только что зарубил последнего из братьев Филипповых. Лужа крови ещё не впиталась в землю перед юртой.

В своих мемуарах Оссендовский так описывает первую встречу с «самим» бароном Унгерном:

«Не успел я переступить порог, как навстречу мне кинулась какая-то фигура в красном монгольском халате. Человек встряхнул мне руку нервным пожатием и так же быстро отскочил обратно, растянувшись на кровати у противоположной стены.

   — Кто вы такой? — истерически крикнул он, впиваясь в меня глазами. — Тут всюду шныряют большевистские шпионы и агитаторы!»

Между тем Веселовский неслышно вошёл в юрту и остановился за спиной у Оссендовского. Шашку он по-прежнему держал в руке, не вкладывая её в ножны и ожидая, видимо, что с этим посетителем приказано будет поступить так же, как с предыдущим».

Но барон неожиданно сменил гнев на милость. По-видимому, жажда крови была уже утолена. Он, пристально смотря на стоявшего перед ним штатского человека, сказал:

   — А вы, уважаемый профессор, не лишены самообладания. Похвально, весьма похвально. Откуда оно у вас, гражданского лица?

   — Я с восемнадцатого года воюю с красными.

   — Ас кем вы знакомы из вождей Белого Дела?

   — Со многими. Например, с Сахатовым и Каппелем. Вмести отступали к Байкалу почти что от Табола.

   — А жена моего начальника штаба дивизии полковника Ивановского вам случаем не родственница? Мне доложили, что ваша жена её сестра.

   — Не родственница. Они просто носят одну и ту же фамилию.

   — Вы действительно профессор?

   — Да. Я могу подтвердить это документом о присвоении мне звания ординарного университетского профессора.

   — В таком случае позвольте извиниться перед вами за столь нелюбезный приём. Капитан Веселовский, вы можете идти.

Адъютант генерала Резухина, всего с полчаса тому это назад по воле барона исполнивший обязанности палача, вложил шпагу в ножны и с поклоном вышел из юрты. Было слышно, как он отправил конвойных монголов Оссендовского обратно. Тот облегчённо вздохнул; смерть ему теперь не угрожала.

   — Профессор. Хочу быть с вами откровенен. Я очень прошу вас до поры до времени остаться при мне.

   — Зачем, господин генерал?

   — Не скрою причины. Я столько лет вынужден был находиться вне культурного общества. Был всегда один на одни со своими мыслями.

   — А ваши офицеры? Они же единомышленники?

   — Что вы, профессор. Все они лихие рубаки, храбрецы. Но не из людей образованных, культурных. Вот в чём беда.

   — Хорошо, я готов стать человеком, прикомандированным к вашему штабу, господин Унгерн.

   — Вот и прекрасно. Тогда до встречи в Урге.

Цин-ван Унгерн оказал Оссендовскому после того, как «подарил» жизнь, ещё одну милость. Для дальнейшего путешествия к монгольской столице он отдал ему своего белого верблюда, незаменимого корабля степей и пустынь Халхи.

Улясутай, пожалуй, стал единственным местом в Халхе, где «противоречили» прибалтийскому барону с генерал-лейтенантскими погонами. Унгерну не пришлось посылать свои отряды в два западных аймака — Сайнноинханский и Цзасактуханский. Местные валы полностью одобряли войну за изгнание китайских войск из Монголии и полностью признавали над собой верховную власть Джебцзун-Дамбы-хутухты и командующего его армией в лице хана и цин-вана Унгерна.

Это было лишь ещё одним подтверждением того, что демон монгольских степей Унгерн фон Штернберг, имевший титулы барона, хана-чингисида и цин-вана Богдо-гэгена, чин семёновского генерал-лейтенанта, обладал диктаторскими возможностями. Чем, как не этим, можно, к примеру, объяснить одни из его приказов «по всей Халхе».

   — Ни одного русского из Урги и Монголии в Маньчжурию, Харбин или к атаману Семёнову не отпускать. Пусть служат только в моей Азиатской конной дивизии...

Необъявленная война во Внешней Монголии вызвала в Пекине серьёзную тревогу и озабоченность. Все крупнейшие китайские газеты писали о каком-то белом русском генерале, который дал Халхе государственную независимость, короновал Живого Будду Богдо-гэгена и стал первым по значимости монгольским цин-ваном. И этот генерал всерьёз говорил о том, что он намерен восстановить ещё две династии: Романовых — в России, а Цинь — в Китайской республике.