Унгерн. Демон монгольских степей

Белый барон не зря тренировал своих «азиатов» на Селенге. Они форсировали Джиду, реку с крутым нравом, что говорится, с ходу, со всем обозом и артиллерией. Нейман предполагал, что именно на левобережье этой водной преграды неприятель, по крайней мере, его главные силы, будет обязательно настигнут во время переправы. Но этого не случилось.

Всё же красным удалось загнать «азиатов» в болотистую пойму реки Айнек. Случилось это возле самой границы, у посёлка Модонкуль. Здесь обоз и пушки белых едва не застряли. Но всё обошлось удачно. Болото удалось пройти без заметной задержки, не оставив в нём ни одной обозной повозки, не говоря уже об артиллерии.

В последующие дни, оторвавшись от преследования и запутав в тайге свои следы, барон наконец-то дал обоим вконец измученным людям и лошадям небольшой отдых. Такими же уставшими выглядели, впрочем, и преследователи, пехота которых давно отстала от кавалерии. Красные опять потеряли врага, толком не зная, где он находится и что предпринимает. Нельзя было даже установить, в каком месте он собирается уйти за кордон»

14 августа Азиатская конная дивизия, двигаясь с большой осторожностью по таёжным падям, вышла к монгольской границе. Пограничной стражи как таковой тогда ещё здесь не было. О том, что дальше начинаются земли Халхи, молчаливо говорил лишь покосившийся от времени полосатый пограничный столб, на котором когда-то красовался двуглавый российский орёл. Но этот символ царского самодержавия был ещё несколько лет назад сбит «рукой трудового народа» и поломанным, почерневшим от дождей валялся у столба, вкопанного в небольшой пригорок.

Унгерн, не торопя уставшего коня, подъехал к пограничному столбу и остановился. Сзади держались Резухин, Ивановский, Бурдуковский, телохранители из состава Монгольского дивизиона. Все смотрели, как мимо проходили в молчании на ту сторону границы полки и сотни «азиатов». Барон глазами старался пересчитать людей. Поняв это, к нему подъехал полковник Ивановский:

   — Дозвольте доложить, Роман Фёдорович.

   — Докладывай, Ивановский.

   — Основные силы дивизии нами сохранены. Все шесть орудий, обоз с нами. Снаряды к пушкам не потеряны, Трофеи, взятые в Гусиноозёрском дацане, тоже целы. Казна не утрачена.

   — Потери большие за последние дни?

   — Точно не подсчитано, но не больше сотни. Перебежчики больше из пленных красноармейцев. Из нашего четвёртого, дисциплинарного полка.

   — Не все ушли по пути к своим?

   — Не все. Многие остались из-за страха перед революционным трибуналом. Он может быть почище семёновской контрразведки.

   — Да, большевики таких людей точно не помилуют. Пусть служат у нас. А раненых много? Тех, кто сейчас находится у доктора Рибо?

   — Тоже мало. Это не то, что было после первых штурмов Урги. Тогда мы в санитарные повозки уложили треть дивизии.

   — Сколько всё же у нас раненых в госпитальном обозе?

   — Четыре или пять десятков санитарных подвод. Легкораненые, как вам известно, у нас всегда находятся в строю.

   — Возчики на госпитальных фурах из мобилизованных на той стороне мужиков? Пли из монголов?

   — Да, из забайкальских крестьян. По пути отхода их брали.

   — Придём на место, прикажи их отпустить домой. В степи они нам больше не понадобятся. Только лишняя обуза будет.

   — Слушаюсь, Роман Фёдорович.

К барону один за другим подъезжали командиры полков, дивизионов, сотен, батарей, обозные начальники. Офицеры отдавали честь своему начальнику, одетому всё в тот же приметный жёлтый халат цин-вана с крестом Святого Георгия на груди. После этого следовал короткий доклад: Унгерн не любил многословия.

Когда почти вся Азиатская конная дивизия, за исключением нескольких арьергардных казачьих сотен, перешла границу, Унгерн сказал окружающим его начальникам:

   — Походный маршрут держать на реку Эгин-гол. Впереди монгольские сотни с азиатами, знающими эту местность. Резухин, ты где?

   — Я здесь, господин барон.

   — Я с первой бригадой уйду вперёд. Ты со своей бригадой следуешь за мной на расстоянии вёрст в двадцать. Держи связь.

   — Приказ понял. Где будет назначено место встречи?

   — Сойдёмся у монастыря Ахай-гун. Там хорошие пастбища для отдыха. И провиант местные князья дадут в достатке.

...От покосившегося пограничного столба на пригорке генерал армии атамана Семёнова отъезжал последним. В сторону покинутой в который уже раз российской земли барон старался не смотреть. Ему было горько и обидно за второй провалившийся поход против Советов. Взгляд всадника остановился на обломках двуглавого орла, валявшихся в траве под столбом.

   — Ничего. Придёт время и императорский герб вновь украсит тысячи точно таких же пограничных столбов. Начиная от берега Японского моря...

Тронув поводья, Унгерн поспешил догонять походную колонну первой бригады. За ним понеслась по долине, не блюдя строй, сотня монголов-телохранителей. Цэрики не скрывали своей радости: они возвращались домой, в родные степи. И уходили от войны в соседней России.

Когда преследователи убедились в том, что «остатки» белой Азиатской конной дивизии скрылись на монгольской стороне, в Читу и Иркутск, а из него в Омск пошло короткое, победное донесение: