Быстро приняв душ, он сел писать ей записку, чтобы, во-первых, извиниться за то, что ему пришлось воспользоваться ее ванной комнатой, и еще попросить ее заняться, если можно, починкой бойлера, он вспомнил, что у нее вроде есть честный водопроводчик. Он замешкался, не зная толком, как к ней обратиться. “Прюданс” – слишком холодно. “Дорогая Прюданс” чуть лучше, но все равно не совсем то, что нужно. Он чуть не написал “Моя дорогая”, потом с содроганием спохватился и остановился на “моей дорогой Прюданс”, вот, отлично, так сойдет. В заключительном “целую” не было ничего чрезмерного, в конце концов, ведь не далее как вчера вечером они расцеловались. Он вышел на улицу почти довольный собой, кафе на Кур-Сент-Эмильон открылись, и на первый взгляд там было даже полно народу; он решил что-нибудь съесть в “Кони-Айленде”, название дурацкое, но бейглы там вполне съедобные. Он сразу узнал официанта, высокого придурка, который то и дело вопил “Посторонись!” и имел привычку обращаться к посетителям по-английски. Он с ужасом услышал, как тот бросил
Он пришел точно в назначенное время; мажордом ждал его у дверей квартиры.
– Месье министр немного задерживается, – сказал он, – и попросил меня впустить вас.
Понятное дело, Брюно был слишком оптимистичен, говоря про три часа, президентские выборы как-никак, тут парой слов не обойдешься.
Бутылка помроля и тосты с фуа-гра так и стояли на обеденном столе, со вчерашнего дня ничего не изменилось. Только они заветрились и зачерствели. Обойдя кухню, он обнаружил безглютеновые сухари “Эдбер”, а в холодильнике початый сыр “Каприз богов”; сойдет и так, ему неохота было обращаться к мажордому.
Статуэтка лани стояла на своем месте, на подоконнике; да, это определенно была лань. Можно ли назвать ее “загнанной ланью”? Что именно это означает применительно к лани? Ему чудилось тут нечто смутно сексуальное, хотя она просто выглядела встревоженной; но, возможно, это одно и то же, должно быть, у ланей не слишком богатый арсенал выражений лица, жизнь не балует их разнообразием.
Да и человека тоже не особо, по правде говоря, подумал он, глядя в панорамное окно на сплошной поток машин на мосту Берси. Он с удивлением понял, что уже пять часов, как же надолго он вырубился, такие провалы случались с ним все чаще и чаще, да и Брюно сильно опаздывал.
Он приехал минут через десять.
– Ну, извини… – сказал он, садясь на диван напротив него, – мы припозднились.
– И… все прошло хорошо?
– Да. Ну, мне кажется, что да. Сарфати и правда собирается выставить свою кандидатуру и объявит об этом прямо сегодня вечером, он приглашен в студию вечерних восьмичасовых новостей TF1. Он себя там чувствует как дома, на TF1, это его канал, они, по идее, должны отнестись к нему довольно благосклонно.
– И как он тебе?
– Он явно не дурак. – Брюно замялся, нахмурив брови, в поисках подходящей формулировки. – Хотя скорее умело прикидывается. Он нам изложил целую теорию, почти на полчаса, о том, что медиасфера и сфера политики действительно стали сближаться в начале 2010-х годов, когда обе они начали терять реальную власть. Медиасфера – из-за конкуренции с интернетом, потому что никому уже не взбредет в голову покупать газету или даже смотреть телевизор; политическая сфера – из-за европейского управления и влияния разных общественных группировок. Ну, он не вполне меня убедил, но, по крайней мере, говорил он легко, как по писаному.
– А президент что думает, как по-твоему?
– Ему вряд ли нравится, когда при нем заявляют, что политическая сфера утратила власть, ну ты его знаешь, впрочем, нет, не знаешь, но можешь себе представить. К тому же это не совсем верно, хотя общественные группировки для некоторых министерств невероятно важны. Но в отношении Евросоюза это не так, и я знаю, что говорю, я уже лет пять практически не обращаю внимания на европейские директивы, Франция – слишком важная страна, чтобы ее наказывать, это надо усвоить раз и навсегда, теория
– Думаешь, это правда? Сарфати такая вот пустышка?
На этот раз Брюно долго размышлял над ответом, почти целую минуту: