Уничтожить

– Ну я… Проект поправок к закону о бюджете и тому подобное – все по-прежнему. Мне пора, – сказала она, допив кофе, – у меня встреча в девять.

– Мне тоже надо в Берси просмотреть статистику за прошлый год. Можем пойти вместе, если хочешь.

Они шли по парку Берси, воздух был сухим и морозным, но серое небо висело прямо над головой, и так оно и будет, вероятно, весь день. Уже долгие годы, подумал Поль, они не выходили из дому на работу вот так, вместе. Возле сада Ицхака Рабина она тихонько взяла его под руку. Он пошатнулся, как будто сердце пропустило удар или два, но быстро совладал с собой и крепко сжал руку Прюданс.

Следующие две недели выдались странные. Он снова вникал в отлаженный механизм министерства, который он, по сути, давно упустил из виду; впервые, наверное, за год он вышел с этажа, где находился офис министра, чтобы принять участие в заседаниях с руководителями подразделений. Все это время он фактически играл роль главы кабинета, полностью контролировал повестку дня Брюно и его поездки. Но настоящий глава кабинета, с которым он не виделся с середины ноября, был на него не в обиде; его совсем не прельщали организационные задачи, которые, на его взгляд, мало чем отличались от работы в секретариате, и, кроме того, он мог уделять больше времени своей подлинной страсти – налоговому законодательству.

Все чаще и чаще теперь Поль ходил по утрам на работу вместе с Прюданс. Она брала его под руку сразу, как только они выходили из дому, и, прежде чем расстаться в вестибюле министерства, они обменивались поцелуем, но даже не пытались позволить себе нечто большее. От нее он узнал, что на собраниях викки, которые она посещала, присутствовали не жители района, как он полагал, а сотрудники Берси почти всех уровней от секретарши до начальника отдела. То есть чиновники, управляющие экономикой страны, увлекались белой магией; ну и дела.

По вечерам все было иначе, он редко возвращался домой раньше полуночи, он теперь работал гораздо больше, чем она, количество дел, которые Брюно вел лично, было ошеломляющим, как-то вечером он подсчитал, что для того, чтобы заменить его на время, оставшееся до выборов, потребуются три финансовых инспектора на полный рабочий день. Его собственная трудоспособность практически не изменилась с давних студенческих времен. Он констатировал это без особой радости, но и огорчаться повода не было; ему было все равно, много или мало работать. Очевидно, он переживал сейчас некий застой на всех уровнях жизни, в этом смысле работать много, вероятно, лучше, это эффективное средство, чтобы прогнать все мысли – о Прюданс, об отце, о Сесиль. Около двух-трех ночи он садился смотреть документальные фильмы на канале “Животные”. Прюданс уже давно спала, убаюканная, должно быть, романом Аниты Брукнер.

В тот вечер, после первой встречи с главой кабинета, он смотрел документальный фильм, посвященный ЭДЖ, экзотическим домашним животным, особое внимание в нем уделялось пауку-птицееду. Птицеед, крупный паук теплых широт, чрезвычайно ядовит, не терпит общества других животных и регулярно нападает на любое живое существо, помещенное в его клетку, включая собратьев птицеедов, и даже на самого хозяина нападает, хотя тот кормит его годами, но он все равно упорно на него нападает, ему в принципе чуждо какое-либо чувство привязанности. Одним словом, заключил комментатор, паук-птицеед “не любит живых существ”.

7

Поль снова увиделся с Брюно только две недели спустя, двадцатого января; они договорились встретиться в полдень. Он постучал в дверь, и ему показалось, что в служебной квартире министра кто-то поет. Ему тут же открыла девушка в лиловом боди.

– Вы Поль? Я Раксанэ, это иранское имя. Я в курсе, что должна вам его уступить на вторую половину дня. – На вид ей было лет двадцать пять, ее смуглое лицо оттеняла густая грива вьющихся черных волос, и она излучала необыкновенную жизненную силу, казалось, она сейчас исполнит сальто-мортале или какой-нибудь кульбит, просто чтобы потратить избыток физической энергии. Он прислушался: в столовой действительно кто-то пел; он не поверил своим ушам, но, похоже, это и впрямь был голос Брюно.

Ясный день стоял, или ночь была,
Возле озера я спала,
Вдруг, пробив небесный предел,
Словно молния,
Черный орел прилетел[34]

.

Когда они вошли в комнату, он умолк, подошел к Полю и пожал ему руку. Он был в майке, спортивных штанах и кедах, и в нем тоже энергия била через край, Поль его таким никогда не видел. В одном углу комнаты стояла беговая дорожка, в другом – гримерный столик.

– Извини, что помешал… – сказал Поль.

– Нет, нет, – оборвала его Раксанэ, – вам надо многое обсудить, все понятно, я вас оставлю через пять минут. А он молодец, да? Ну, никто не собирается делать из него певца, конечно, мы поем в самом начале встречи, чисто для разминки. Самое главное – это дикция.

– Дикция?