– Это, знаете ли, оставляет неизгладимый след, такое не забудешь, – прибавил Мартен-Рено. – Ваш отец тоже через это прошел. Незаурядный человек был ваш отец, знаете ли.
Его чувства и восхищение, очевидно, вполне искренние, но все же он сказал “был”, невольно отметил Поль. Мартен-Рено обрадовался, что Эдуар вышел из комы и его перевели в специализированное отделение; они определенно знали друг друга гораздо лучше, чем он понял из его слов в прошлый раз. Некоторые коллеги отца иногда заезжали к нему в Сен-Жозеф уже после его выхода на пенсию, они уединялись в кабинете, и темы их разговоров касались
Прежде чем попрощаться, Поль сказал ему, что он может в любое время приехать в Божоле, если решит навестить Эдуара. Отец его наверняка узнает, он совершенно точно узнаёт посетителей. Ему вдруг захотелось обратиться к Мартену-Рено по имени, но он забыл его, если вообще знал когда-либо, Жиль, что ли? С виду типичный Жиль.
Несмотря на его любезность, Поль никогда не чувствовал себя с ним по-настоящему непринужденно и только сейчас наконец расслабился, спасибо каналу “Животные”. На этот раз речь шла о крысах. Крысы – социальные животные, живущие колониями; в каждой колонии есть лидер, он регулирует дележку пищи, выступает арбитром в конфликтах, уводит колонию на новые территории. Принято выделять три вида, отношения между ними устанавливаются следующим образом: черную крысу
В конце концов ему надоели крысы, и он переключился на “Охоту и рыбалку”, но вскоре вырубил звук и позвонил Сесиль, она ответила почти мгновенно. Все в порядке, сказала она, и даже есть одна отличная новость: отец уже может моргать, и, соответственно, с ним теперь можно общаться. Они выбрали самый простой коммуникативный код, который чаще всего используется с пациентами в таком состоянии: ему надо задавать вопросы, предполагающие ответ “да” или “нет”. Если “да”, он моргал, если “нет”, никак не реагировал.
– Удивительно, – заметила она, – насколько содержательный разговор можно вести, ограничиваясь только “да” и “нет”.
Глотательные функции возвращались быстро, логопед была довольна, она считала, что через пару недель отец будет нормально есть, и Сесиль с нетерпением ждала, когда наконец сможет ему готовить нормальную еду. Теперь они виделись с Мадлен реже, она проводила всю неделю в Бельвиле, она там и правда поселилась, с медсестрами проблем не возникало, то есть она в основном имела дело с Мариз – “Помнишь Мариз, ну, ту негритяночку”, – прибавила она. Да, он помнил. Орельен еще не вернулся, ему сложно высвободить время, но он считает, что скоро ему станет легче: он попросил перевести его куда-нибудь поближе, чтобы он мог приезжать на подольше, не только на уикенд.
– А ты, – спросила Сесиль, – когда ты сможешь приехать? Я все понимаю, тебе сейчас не до того, у тебя выборы.
Даже Сесиль принимала во внимание выборы, отметил он с некоторым удивлением, эта кампания медиатическим катком подминает все на своем пути.
– Это ненадолго, – сказал он наконец, – скоро начнется самое пекло, и мне не придется так плотно в этом участвовать.
В тот самый момент, когда он произносил эти слова, ему стало ясно, что так оно и есть: совместная пресс-конференция с Сарфати в следующий понедельник и впрямь положит начало избирательной кампании Брюно. Конечно, он будет оказывать ему поддержку, но в основном техническую, на задней линии, как выразилась Солен Синьяль, но все равно это будет настоящая изнурительная кампания с сопутствующим ей стрессом. Сарфати, со своей стороны, начал демонстрировать робкие умеренно прогрессивные убеждения, так что можно предположить, что его президентство будет отмечено парой немудреных реформ, идущих навстречу гражданским инициативам, вроде декриминализации легких наркотиков. Брюно отнюдь не возражал, Поль вспомнил, что ему попадались в руки какие-то документы на эту тему, французская почва просто создана для выращивания конопли, причем в гораздо большей степени, чем голландская, особенно почва в Перигоре, конопля могла бы стать прекрасной альтернативой традиционному выращиванию табака, которое, судя по всему, уже обречено.