Уничтожить

Людские судьбы следуют каждая своей линии, очень редко пересекаются, а развилки попадаются уж совсем в исключительных случаях, но все же встречаются время от времени. В тот же день после обеда у Орельена была назначена встреча в Главном управлении по охране культурного наследия при Министерстве культуры. Он явился в назначенный час и подождал несколько минут в довольно грязном коридоре. По крайней мере, их нельзя обвинить в том, что они злоупотребляют служебным положением для создания приятной рабочей обстановки: мебель тут была безупречно казенного тускло-зеленого цвета, а немногочисленные плакаты, украшавшие стены, смотрелись бы как родные в каком-нибудь Доме молодежи и культуры прошлого века в коммунистическом пригороде.

Жан-Мишель Драпье, генеральный директор Управления, прекрасно вписавшийся в эту обстановку, принял Орельена с нескрываемой печалью.

– У меня для вас хорошая новость, – сказал он безжизненным голосом, – то есть я надеюсь, что это хорошая новость. Вы ведь хотели получить пост в Бургундии по семейным обстоятельствам, да? – Орельен кивнул. – Ну, тогда у меня есть для вас проект, ну, скорее возможность проекта: речь идет о реставрации гобеленов в замке Жермоль; это неподалеку от Шалона-сюр-Сон. – Он взял с рабочего стола тонкую папку, бросил на нее недоуменный взгляд и продолжил, то и дело в нее заглядывая, очевидно, он открывал там что-то для себя новое.

– Сам замок вполне стоящий, ну, с исторической точки зрения: его в 1380 году приобрел Филипп Смелый, первый герцог Бургундский. Потом он переходил из рук в руки, им владели Иоанн Бесстрашный, Филипп Добрый и Карл Смелый, после чего он стал собственностью короля. В плане художественного наследия там есть несколько прекрасных статуй Клауса Слютера, мы их отреставрировали в прошлом году. И еще настенные росписи Жана де Бомеца и Арну Пикорне, их восстановили в первую очередь, как водится, уже десять лет назад. А еще там есть гобелены… – Он обреченно махнул рукой. – Не скрою, они сильно пострадали от пожара и перепада температур, короче, посмотрите фотографии. В данный момент вы заняты Матильдой Венгерской и скоро ее закончите, да?

– Да, к концу недели.

– Хорошо, очень хорошо. Матильда Венгерская это важно… – Изящным движением руки он выписал в воздухе легкие арабески, достаточно убедительно передававшие историческое и художественное значение Матильды Венгерской. – Могу устроить вас в замок Жермоль на два дня в неделю, – продолжал он. – Например, на понедельник и вторник или четверг и пятницу, на ваше усмотрение, если вам надо проводить выходные с семьей.

– А на три дня не выйдет?

– Думаю, будет сложновато. – Он помедлил. – У вас же есть и другой проект – замок Шантийи, да? – Орельен кивнул. – Тогда, увы, нет, – загрустил Драпье, – не смогу. Шантийи в приоритете. В Шантийи больше туристов, ну, вы же знаете, как расставляются приоритеты… – заключил он извиняющимся тоном, казалось, он все глубже и глубже утопает в своем кресле. – И нам с вами хорошо бы сразу прояснить один момент, – с внезапной тревогой в голосе сказал он, вставая. – Вы сами обеспечите себе жилье и транспорт, я полагаю? Вопрос о возмещении расходов не возникнет? – Орельен подтвердил. – Потому что, само собой, с нашим бюджетом на Жермоль… Ну, скажем так, особо не разгуляешься, и, кроме того, мы зависим от доброй воли Совета департамента. Но вы-то уже начинаете привыкать? Вы же с нами уже лет десять, поди.

И то правда, десять лет, почти день в день. Что еще оставалось Орельену, кроме как снова кивнуть? Он и кивнул. И Драпье тут же опять погрузился в удрученное молчание.

Выйдя из Министерства культуры, Орельен зашел в первое попавшееся кафе и заказал бутылку мюскаде. Не большой любитель выпить, он тут же почувствовал его действие; а чем не выход, подумал он, хотя бы отчасти. Он быстро проверил в интернете и успокоился: замок Жермоль находится всего в девяноста километрах от Вилье-Моргона, ехать туда просто, по A6, почти все время по прямой. А вот снимки гобеленов могли бы любого художника-реставратора довести до самоубийства; избежать полной катастрофы – это все, что он сможет сделать.

Но теперь ему срочно надо было решить другую проблему – ему не хотелось возвращаться домой, ему хотелось быть где угодно, только не дома, это состояние было ему не внове, но оно усугублялось с каждой неделей, а теперь и с каждым днем. Все-таки как-то неестественно, думал он, бояться встречи с женой, именно бояться, другого слова не подберешь. Она разорется, как пить дать, найдет повод, выместит на нем досаду за очередной унылый день своей журналистской жизни, которая все меньше и меньше отвечает ее чаяниям, брак с неудачницей ничем хорошим никогда не кончается, с неудачником, впрочем, тоже, но он не считал себя неудачником, ему нравились средневековые гобелены, он любил свою кропотливую работу, требующую одиночества, и не променял бы ее ни на что другое.