Уничтожить

– Пошли кофе попьем, – сказал Поль.

И снова Сесиль не смогла сдержать удивления, увидев, что они входят в кухню в пижамах, держась за руки. Наверное, так надо, подумала она, такой у них ритуал воссоединения. О чужих супружеских проблемах ничего нельзя сказать, ничего с ними не поделать, это тайная область, куда никому нет доступа. Можно разве что дождаться, пока с вами решат – если все же решат – поделиться, хотя, надо понимать, вряд ли это случится. То, что происходит между двумя людьми, касается только их самих и неприменимо к другим парам, не поддается ни вмешательству, ни обсуждению, это нечто лежащее вне общечеловеческого существования, вне жизни как таковой, а также вне социальной жизни, присущей многим млекопитающим, и даже глядя на потомство, которое это пара производит порой на свет, этого не понять, короче говоря, тут налицо опыт совершенно иного порядка, да и не опыт, собственно, скорее попытка.

– Орельен не поедет с нами в больницу, – сказала Сесиль, – он займется упаковкой скульптур, ему тут работы на целый день, кстати, мне кажется, перевозчики уже прибыли.

Полю потребовалась целая минута, чтобы понять, о чем она говорит. Ведь действительно Орельен уже, наверное, тут, он совсем забыл о нем, накануне вечером он с ним не виделся, они же приехали очень поздно, да и о скульптурах матери, честно говоря, он тоже забыл.

– Ну да, конечно, мамины скульптуры… – сказал он Прюданс, которая машинально кивнула, не понимая, о чем он.

– Вы сначала в душ? – спросила Сесиль, она немного торопилась, судя по всему.

– Нет, нет, мы сразу поедем, – ответил Поль.

Прюданс радостно кивнула, ей пришла в голову та же мысль: продолжить этот день вот так, не помывшись. Их тела, в общем, не слились воедино, это произойдет позже, но они долгое время касались друг друга, следы и запахи этих касаний еще не исчезли; это было частью ритуального приручения тел. Такое же явление наблюдается и у других видов животных, в частности у гусей, он когда-то давно смотрел документальный фильм на эту тему.

И правда, перед амбаром стоял грузовой фургон, его задние дверцы были широко распахнуты. Пусть пока и смутно, но ощущалось уже приближение весны, в воздухе разлилось тепло, и растения его почуяли, листья с тихим бесстыдством избавлялись от зимней оболочки, выставляя напоказ самые нежные свои части, эти юные листочки очень рискуют, внезапные заморозки могут уничтожить их в любой момент. Сев рядом с Эрве в его “дачию”, Поль вдруг понял, что, вероятно, никогда не увидит больше скульптуры матери – и еще, что начинает забывать ее лицо.

Приехав в больничный центр, они столкнулись на входе с доктором Леру, который разговаривал на весьма повышенных тонах с каким-то типом в чиновничьем костюме. Он оборвал его нетерпеливым жестом и подошел к ним.

– Вот и славно, хорошо, что вы приехали навестить отца… Только он вас не дождался, укатил со своей возлюбленной. Мы их тут, кстати, редко видим, они отправляются гулять каждое утро, уж не знаю куда. Она запомнила, что у кресла четыре часа автономного режима, и всегда возвращается к полудню, чтобы накормить его и подзарядить аккумулятор. Он уже практически не нуждается в медсестре, кстати, я попросил Аглаю заняться кем-нибудь другим. С ними осталась одна Мариз, она помогает Мадлен поднять его утром и уложить спать вечером, в остальном Мадлен справляется сама, меняет памперсы, моет его, кормит.

– А вы не против? – спросил Поль.

– Нет, с чего бы это мне быть против? Она выполняет работу санитарок бесплатно, а как вам известно, в больнице всегда не хватает персонала, для нас Мадлен просто находка.

Очевидно, какие-то проблемы все же возникли, но он не хотел ничего говорить, Поль почувствовал это, но не решился его расспрашивать, и они вместе зашли к Эдуару. Его снова поразила фотография родителей, обнимающихся на берегу моря. Они выглядели молодыми, влюбленными, из них буквально сочилось желание. Может, лучше им было такими и остаться, подумал Поль, может, им не стоило заводить детей, его мать явно не была так уж создана для материнства.

Через пять минут Сесиль сказала, что они с Эрве лучше подождут в саду; он кивнул. Прюданс решила пойти с ними, посмотреть, как тут что. Как только они ушли, он сел в кресло для гостей. Созерцание фотографий повергло его в мрачные ностальгические воспоминания, такое уж у фотографий свойство, заранее не предугадать, вызовут они радость или печаль. Оглядев комнату, он увидел отцовские папки. Ему не возбраняется в них заглянуть, сказал Мартен-Рено: они не засекречены, да и вообще он все равно ничего не поймет.