— Нэ надо волноваться, друзья! Сейчас все уладится. Вы спрашиваете: почему плачет мой сват? Как ему не плакать, если в тех звуках, которые звучали здесь в исполнении этого человека, — он показал на Мбумбу, — он узнал слова и мелодию любимой песни своей юности:
«Девушка, румяная белокурая девушка, полная статная девушка, зачем ты гонишь большую рыжую корову каждый вечер мимо окон моей бедной мызы?..».
— Ма мыза-а! — взревел Ыыппуу. — Ма паппу! Ма мягэ фару паппу!..
— Это и любимая песня его отца, рядового солдата батальона СС. С началом войны он ушел из дома — и не вернулся. И вот теперь… это как бы привет… не плачь, сват!
А Мбумбу вспоминал престарелого колдуна в одной из деревень племени: именно от него перешли к другим протяжные заклинания, приспособленные затем для многих обиходных случаев: рождения, похорон, охоты, изгнания злых духов, вызывания дождя, и прочих. Кожа на всем его теле настолько продубела, что настоящего ее цвета никто уже не мог определить. Когда-то он пришел в саванну с браконьерами; в одной из схваток с воинами племени был ранен стрелой, взят в плен, — но очень быстро освоился, познал язык, женился, наладил местную кузню, — благодаря чему моментально вознесся на высоты племенной иерархии: выше кузнеца шли уже только вождь, колдун и староста. Должность старосты пришельцу удалось как-то удачно обойти; потолкавшись среди местных
— Ма паппу! Ма мягэ паппу!! — рыдал эстонец, не отпуская головы задыхающегося трижды лауреата международного конкурса в Уагадугу.
Тут поднялся, наконец, майор Старкеев. Пистолет он, правда, убрал в кобуру на резинке.
— Гражданин Мюэмяэ Ыыппуу Рюппюялиевич! Немедленно прекратите свои безобразия в отношении представителя свободолюбивого народа! Иначе я вызову наряд из райотдела, и вы будете подвергнуты санкциям за мелкое хулиганство. То же самое относится и к вам, Мкртыч Мкртычевич. Господин Околеле, продолжайте свою программу.
Звуковик дал музыкальный фон — и Мбумбу, вырвавшись из подмышек Мюэмяэ, сделал серию гигантских прыжков, колотя в подвешенные на бедрах барабаны. Смятые, поломанные перья в курчавой голове, смазанная с губ на лицо краска придавала ему жуткий вид. Чистый людоед.
Успех был потрясающий.
После концерта Ыыппуу повез заморского гостя к себе на своей «Ниве» — в довольно неуклюже скроенный, но просторный и теплый пятистенок. Они выпили, и долго пели: многие заунывные распевы, используемые колдунами племени нгококоро в своих обрядах, оказались на деле эстонскими народными песнями. И оба пытались рассказать друг другу свою непростую жизнь: Ыыппуу, например — про то, как он в числе ста двадцати семи соотечественников попал сюда после войны. И выжил лишь потому, что оказался единственным в районе мастером по швейным машинам. А Мбумбу объяснял ему суть Благородного Восьмичленного Пути.
Отвозил их домой сын Ыыппуу, паренек материнской масти, откровенно вотяцкого вида. С трудом покинув машину, Мбумбу пошатнулся и икнул.
Вертолетчица ударила его по спине:
— Ну во-от! — сказала она, прижимая сумку с полутора миллионами. — А бабы говорят еще: «Што-о за мужик, што-о за мужик?» Мужик и мужик, не хуже других. Вон, гляньте — лыка не вяжет. Пошли, Мумба, в постельку, я тебя согре-ею!..
В НИЗИНЕ
Будь же грозен, как тигр,
Стремителен, как дракон.
В битве путь обретешь
И познаешь Святой Закон!
Теплым летним вечером в низину, где предполагалось нахождение сундучка с кладом старинных бар Потеряевых, спустились три посланца Мити Рататуя и деревенского кровососа Крячкина: Алик Ничтяк, Никола Опутя и Паша Посяга, он же Посягин Павел, 23 лет отроду, судимый, но вставший на путь исправления, великий знаток и практик восточных единоборств. Причем он не только их изучал, но и входил в суть, проникался духом школ и стилей. Ведь не только мастера, но и философы, и поэты вкладывали в них мудрость многие века. Как, например:
Вот она, мощь поэзии! Умели, умели люди писать.