Unitas, или Краткая история туалета

В тюремных камерах, в карцерах (иначе «шизо», или в штрафных изоляторах) с XVIII века ставили деревянные кадки или металлические бачки с ручками и со съемной крышкой — параши (реже — толковища). В соответствии со строгими тюремными правилами внутреннего распорядка заключенные были обязаны опорожнять и мыть параши во время утренней и вечерней оправки, как на зоне называется отправление естественных надобностей. В общих камерах это обязанность дежурного по камере, иначе — парашеносца. Парашеносец шествует впереди, за ним, как правило, следуют по два человека в колонне. Полная параша может весить до 120 килограммов, поэтому ее выносят два человека. В малых камерах параши бывают емкостью с ведро, в больших — ведер на 8–10.

Заключенные выносят парашу, опорожняют и моют ее.

Парашу в камере ставят у двери, и место возле нее считается худшим. Как купе возле туалета в поезде дальнего следования.

Использование параши «по-большому» считается оскорбительным для обитателей камеры. В «закрытках», при входе в уборную, куда заключенных водят два раза в сутки, дежурный выдает каждому бумажку (отрывок грубой оберточной бумаги). В сталинское время при выходе дежурный в резиновой перчатке принимал обратно все бумажки, бросая использованные в один ящик, а неиспользованные — в другой. После вывода из уборной одной камеры и до запуска следующей уборная тщательно проверяется дежурным надзирателем. В зависимости от числа заключенных и количества «очков» оправка длится от пяти минут до часу и больше. Иногда из уборной выгоняют, не считаясь с надобностями заключенных.

Худшее, что испытал С. Довлатов, находясь в тюрьме, это «необходимость оправляться публично».

В камерах рецидивистов крышку параши иногда прикрепляют цепью, поскольку, будучи не закреплена, она может стать орудием в камерных драках. За пределы зоны уже в наше время вышло выражение «мочить у параши» — это вовсе не то же, что справлять нужду, но более распространенный вариант фразы «мочить в сортире». Вот пример («Комсомольская правда». 2000 г., 15 марта): «Сколько времени длился митинг, неизвестно, только «путинец», не в силах больше слышать имя Зюганова и не совладав с эмоциями, набросился на политического оппонента и с криками «Замочу у параши!» принялся его душить. Оппонент сопротивлялся, как большевик, до конца».

Параша не могла не вдохновить безвестного заключенного на следующие замечательные строки, которые неплохо звучат и «на воле»:

И нет прогулки краше,
Чем от стола к параше!

Она же является составной частью шутки, которая иногда скрашивает нелегкий быт заключенных. В большой, битком набитой камере кто-то, стоя у дверей, вдруг выкликает фамилию одного из сокамерников. Все тотчас замолкают. Когда вызванный наконец откликается, шутник сообщает: «С вещами на парашу!» (В следственной тюрьме, впрочем, это считается дурной шуткой — там вообще не до шуток.)

Слово «параша» трансформировалось в понятия «слух», «молва». («Ходят параши, что инвалидов 1-й группы будут отпускать домой». Услышав такое, новоприбывший в камеру может даже со страхом посмотреть в сторону параши.) Отсюда того, кто распространяет непроверенные слухи, на зоне называют парашником.

В столыпинских вагонах (вагонах для перевозки заключенных, введенных П. А. Столыпиным, министром внутренних дел при Николае II) оправка полагалась два раза в сутки, но чаще выпускали лишь один раз. Из каждого купе конвоир выпускал по одному человеку и сразу задвигал за ним дверь, заставляя быстрее бежать в уборную в конце вагона. В уборной двери не было, и стоявший там второй конвоир мог наблюдать из коридора за заключенными. Некоторые заключенные ухитрялись через отверстие уборной выбросить письмо.

Еще одна категория советского народонаселения — колхозники — пользовались так называемыми люфтклозетами там, где не было водопровода и канализации, т. е., по сути, в большинстве сел и деревень. Люфтклозет устраивался так, чтобы в него выходила стенка печи. В ней делали вытяжной канал, через который из выгребной ямы удалялись зловонные газы. Когда печь топили, только в этот период туалет и проветривался, поэтому им пользовались только осенью — зимой — весной. Перед наступлением теплых дней выгребную яму очищали и засыпали хлорной известью. Летом же пользовались уборной во дворе — как это делали предшественники колхозников за тысячу лет до появления колхозов и дворов, и как это до сих пор делают многочисленные садоводы, их родственники и гости.

Продукцию деятельности человеческого организма садоводы берегли, чтобы потом использовать в огородах (многие и поныне бережно к ней относятся). Герой Войновича Кузьма Гладышев рассказывал об этом так: