Unitas, или Краткая история туалета

Общественных туалетов в Ленинграде было настолько мало, что горожане, приезжие, особенно иностранцы, нередко испытывали подлинные муки. Ну откуда им было знать, что есть туалет на углу Загородного проспекта и Бронницкой улицы, например? Или вот еще, красавец, стоит до сих пор на Каменном острове — этот домик-пряник хорошо видно, когда едешь через мост со стороны Каменноостровского проспекта или подъезжаешь к этому последнему со стороны Черной речки. Наверное, этот туалет поставили для того, чтобы на него смотрели из окон проезжающего мимо транспорта. Иногда даже сотрудники учреждений не знали, что, помимо того туалета, который они посещают, есть и другой, для избранных. Многие десятилетия во дворе Дома радио (Итальянская ул., 27) находился туалет с дивными писсуарами работы петербургского мастера Ивана Ивановича Деглау, пока наконец где-то в 1950-е годы не посетила это отхожее место делегация из областного комитета партии коммунистов. Кому-то из членов писсуары до того приглянулись, что вскоре фарфоровые чаши перекочевали туда, куда им было указано высокими гостями.

Тяжелее всего иностранцам приходилось во время экскурсий, пеших прогулок по Ленинграду. Местные жители в случае нужды активно, по традиции, заведенной с незапамятных времен и увековеченной И. А. Гончаровым, пользовались дворами, подворотнями, лестничными площадками, что оправдать никак нельзя, но понять можно — разного рода распивочные заведения (уличные пивные ларьки, рюмочные, кафе-мороженое, где продавали в розлив сухое вино) туалетов не имели. Неизвестно даже, были ли в некоторых из кафе туалеты для работников этих заведений.

Уборщицы лестниц посыпали на пол возле лифтов и по углам опилки — чтобы меньше пахло, но главное — чтобы проще было потом убирать (а убирать им приходилось несколько лестниц, и для многих это было «второй», а то и «третьей» работой). Жильцы дома, где подобное практиковалось, безропотно это воспринимали, ибо другого способа бороться с «писунами» и результатами их неиссякаемой деятельности не видели. (В скобках замечу, что мне не раз приходилось быть свидетелем того, как на лестницу дома, где я жил, мамы заводили своих детей, чтобы те тут пописали. Так с детства закладывались основы отношения к чужому труду, к окружающему миру — причем закладывались эти основы не только мамами, но по большей части чиновными дядями и партийными бездельниками, которые за мучительно долгие годы советской власти абсолютно ничего не сделали, чтобы советский человек с младых ногтей имел место, где можно пописать.)

В Питере появились особые указатели — для тех, кому все равно где. По воспоминаниям поэта В. С. Шефнера, «у входа в подворотню нашего дома красовалась аккуратная эмалированная дощечка с надписью: «Уборной во дворе нет». (До 1917 года надписи были более деликатные: «Здесь останавливаться запрещено». — И. Б.) В довоенное время такие предупреждения можно было видеть на многих домах. А жеманное словечко «туалет» вошло в обиход много позже, заменив собой и «уборную», и «нужник», и «сортир», и «ватерклозет». И только морское слово «гальюн» живет и здравствует».

Добавлю к этим словам, написанным в середине 1990-х годов, — и «гальюн» уже не живет и не здравствует. И не называют больше питерцы туалет «домиком-пряником», как когда-то, или «ретирадником», или «ни с чем не сравнимым местом». И не ходят больше в «места не столь отдаленные». Слова «клозет», «гальюн», «сортир» стали достоянием прошлого. Советская власть пыталась было внедрить словечко «санузел», но горожане его не приняли. В начале 1960-х годов, когда началось массированное строительство «хрущоб»-пятиэтажек с совмещенным санузлом, в обиход вошло новое слово — «гавана», образовавшееся из слов «г…о» и «ванна».

Кстати сказать, посещение туалета ленинградцы старались не афишировать. «Схожу-ка я подумать в домик архитектора» — один из многочисленных эвфемизмов советского времени, призванный придать шутливый тон намерению отлучиться. А находили туалет по запаху хлорки или аммиака (то есть мочи). Указателей, куда нужно идти, чтобы «подумать», не было. В некоторых ведомственных коридорах нередко можно было увидеть женщин, которые выходили из кабинета и направлялись куда-то с мыльницей в руке. Если незнакомый с недрами учреждения гость следовал за ней, то вполне мог добраться и до туалета. Правда, частенько ведомственные туалеты запирались, а ключ сотрудники уносили с собой. (Такую картину можно увидеть и сегодня в государственных учреждениях.)

Те, кто служил на флоте, на всю жизнь запомнил, как с этим делом обстоит на морском судне, а те, кто не служил, знают, что слово «гальюн» принесли на сушу моряки. На барке «Седов» служил петербургский военный историк В. К. Грабарь. Вот отрывок из его воспоминаний на интересующую нас тему: