Уже целых пять минут Агафон старательно выполнял указания руководителя практики: сидел на кухне, ел и пил чай. И думал. Думал о том, что напрасно он согласился покинуть родную деревню, чтобы учиться на колдуна, напрасно не уехал обратно на следующий же день после того, как узнал, что, как и сколько ему придется учить в этой Школе, напрасно не бросил учебу, когда понял, что все студенты, кроме него, были знакомы с магией чуть не с пеленок и даже умели читать, напрасно дотянул до первой практики, когда позор, едва переносимый ранее в пределах Школы, выплеснулся теперь еще и в город, напрасно не развернулся и не ушел обратно сразу, как только разбил шкаф этой дурацкой вешалкой… Короче, чем дальше, тем острее он понимал, что последние полгода были прожиты в высшей степени зря. А ведь впереди было еще лет семь-восемь этой злосчастной учебы, превращавшей толкового начинающего мельника в не понять кого и, самое главное, не понять, зачем. И даже от снисходительной жалости Броше становилось ему не лучше, а хуже, в сто раз хуже, уж лучше бы ругал как вначале, или осмеивал, или вообще прогнал, наплевав на лицей… лить… лицо… свою бумажку от городских старост.
«Он думает, я деревенщина… лапоть… валенок сабрумайский… — страдальчески кривился Агафон, потягивая горячий сладкий чай из пивной кружки хозяина. — Послали на его голову болвана… А ведь я не болван! Нисколько! Я старательный! Упорный! Сообразительный! А местами так просто умный! Я даже читать теперь умею! Если слова не очень длинные и заковыристые… Но мне просто не везет! Вот не попадись мне под ноги эта вешалка — сейчас бы Броше меня каким-нибудь премудростям колдовским учил, а не по городу за своими стекляшками бегал. А набегается, придет усталый и злой, и тем более учить ничему не захочет. А вот если бы…»
Глоток чая застрял в горле студента.
Это ведь было так очевидно! Это злой Броше учить не будет, а добрый — за милую душу! Значит, всё, что нужно было сделать — задобрить его! А что могло задобрить рассерженного магистра волшебных наук в непонятном шантоньском Мильпардоне?..
Агафон почесал в затылке и улыбнулся.
Конечно, то же, что задабривает рассерженных мельников, крестьян и лодочников в его родной деревне! Как выражались здешние профессора, небольшой сруб… суп… рисовый… Короче, неожиданная помощь!
Энергично отставив кружку, студиозус вскочил и рванулся в торговый зал — искать, чем бы там можно было неожиданно помочь, пока не вернулся хозяин.
Некстати всплывший в памяти запрет на прикосновения к чему-либо остановил его на полпути, но обескуражить сабрумайца, что-то вбившего себе в голову, было не так легко. Проникнутый духом учения и благими намерениями, он сделал серьезное лицо, наморщил лоб и принялся вспоминать школьные уроки логики для подведения идеологической базы.
Если магистр не имел в виду то, что сказал, значит… он имел в виду то, что не сказал.
Или не сказал то, что имел в виду?
Или сказал то, что не имел в виду?
Или сказал не то, что имел в виду, когда не сказал, что имел в виду?..
Физиономия Агафона вытянулась: задачка из разряда «два плюс два» быстро обрастала интегралами и дифференциалами, а это они еще не проходили. Или не проходил он — что в итоге было одно и то же.
Рассерженный и сконфуженный, практикант махнул рукой, вспомнил вместо непокорных логических формул старое бабкино присловье — «Если нельзя, но очень надо — значит, можно» — и вприпрыжку помчался в лавку.
Время, отпущенное на добрые дела, шло.
Едва Агафон переступил порог торгового зала, невероятное разнообразие самых причудливых предметов, какие только мог вообразить мозг первокурсника, снова ввергло его в благоговейный ступор. Глаза студиозуса растерянно моргнули и забегали по бесчисленным артефактам, пытаясь найти среди них те, что нуждались в ремонте, протирании или просто в переставлении на более выгодные позиции для привлечения внимания покупателей.
С чего начать?
С пернатого колеса?
С книжек, тихо похрапывающих на ближнем стеллаже?
С коробки красок жутковатой формы?
С сосудов, испещренных вкривь и вкось неведомыми письменами?
С мятых доспехов, сваленных беспорядочно в дальнем углу лавки?
С еще одной попытки вернуть в родной шкаф ани-женщин, всей оравой зачем-то раскачивавшихся теперь на шнуре?
Или…
Взгляд начинающего чародея остановился на единственном предмете — а точнее, приборе — в цели и назначении которого он был уверен на сто пятнадцать с половиной процентов.