Ничего не помогало. Недрогнувшей рукою мачеха повязывала ему атласный свадебный галстук. Как Дюк ни просил, ни уговаривал, ни обещал к Рождеству знать географию как свои пять, и чуть не греческий вдобавок – не помогало.
Тогда, обернувшись и увидев, как сурово кивает отец, Мармадьюк Маллоу жалобно закричал:
– Джейк! На помощь! Сделай хоть что-нибудь!
– Легко, – отозвался компаньон.
И чувствительно потряс его за плечо.
– Вставайте, сэр. Все это только сон. Вам просто приснился… ну, что там у тебя?
М.Р. сел в кровати. От августовской ночной духоты физия у него опухла, глаза превратились в щелочки, на щеке виднелся след от подушки.
– Женить хотели.
Он провел рукой по шее, посмотрел на руку: никакого галстука не было. Была рыжая лохматая гусеница. Она нахально шевелила пучками волос.
Но заснуть в эту ночь не удалось. То ли виновата была духота – жара грозила кончиться нешуточной грозой, то ли, в самом деле, нервы, а только стоило бедному М.Р. закрыть глаза, как он снова видел мачеху и снова должен был жениться на мисс Буддл.
– Ну, не хочу же я! – чуть не плача, отбивался М.Р. Маллоу.
– Надо – значит надо! – отвечал отец. – Я всегда тебе это говорил.
– Нельзя быть таким легкомысленным! – вторила мачеха.
– Ты же понимаешь, что это во сне? – сказал Джейк, утомившись будить компаньона. – Ну и скажи им: «да»! Да, мол, с удовольствием, давайте вашу лахудру сюда.
Но у М.Р. случилаось потрясение на нервной почве. Он боялся спать. Тем более, что две его новые знакомые тоже не вызвали бы одобрения родителей: с одной он прогуливался в парке Сент-Джеймс около полудня, пока в универсальном магазине не кончался обеденный перерыв, со второй – или обнимался на заднем ряду кинематографа вечером, или слушал пластинки в ее комнатке на Семнадцатой улице. Кроме того, была еще одна барышня, которую М.Р. Маллоу повел прогуляться по бульвару нечаянно, и которой у него не хватило духу сказать что-нибудь вроде: «К сожалению, завтра я очень занят. И послезавтра тоже. Боюсь также, что и в воскресенье у меня дела. Очень много дел».