Те трое, что встретили ее по пробуждении, находились в зале и стояли поодаль, с презрением косясь на Корвуса. Первый – мужчина средних лет с торчащими во все стороны красными волосами – поправлял на носу круглые очки и супился, второй – уродливый толстячок со свиным пятачком (его звали Поркус – Пуэлла это помнила) – чесал лысину и бормотал что-то себе под нос, а третий – миниатюрный и низкорослый юноша с витыми рогами, узкими щелочками глаз и огромным зубастым ртом – жутковато косился на Корвуса, который, в свою очередь, глядел на хозяйку, задержав дыхание.
Пуэлла знала, что тот худой эгрегиус с рогами жаждет занять место ее фамильяра; он ведь с такой эмоциональностью говорил об этом, считая, что девушка спит и ничего не слышит! Помимо восхитительных рогов, с которых свисали переливчатые золотистые украшения, у создания были красивые белые зубы, большие, острые.
«Из них получилось бы отличное ожерелье».
–
Пуэлла кивнула. Ей хотелось, чтобы ей поклонялись; пока она была главной, пока на нее обращали внимание, все шло хорошо, и ее кровожадность сменялась праздным спокойствием. Она ощущала себя правильной, уместной, нужной. Вот как сейчас: в темную залу под храмом элегантно вошел молодой мужчина с острыми ушами, свисающими изо рта клыками и длинным хвостом с кисточкой на конце. В когтистых руках он нес пустой чан, начищенный до зеркального блеска.
– Что будет происходить? – спросила Пуэлла, подавшись вперед на своем троне.
Формидот и Вермис переглянулись, и глаза их наполнились тягучим волнением. Должно быть, они не ожидали от своей хозяйки столь разительных перемен. Наблюдать за ними было настолько забавно, что девушка зажала рот рукою, дабы не рассмеяться и не прервать торжественной тишины. Не хотелось портить, понимаете ли, прекрасную и таинственную атмосферу.
–
– Накапливали? Это как? – капризно потребовала разъяснений Пуэлла.
–
Какая-то струна души дернулась, затрепетала внутри. Нечто давно забытое (бессмысленное сочувствие? Слабохарактерная боль?) зашевелилось, дало о себе знать, но Пуэлла задушила эмоцию в зародыше. Она не любила грустить или переживать, особенно безо всякой причины.
– Так выходит, Демиурги никогда не защищали Двенадцать Держав своими медитациями? Это декурсии просто не охотились в полную силу, копя лишнюю энергию для меня на протяжении веков?
–
– Так значит, барьер ставила не Конкордия? Как здорово, я и не знала! – Пуэлла расцвела. Ей нравилось, когда вокруг толпилось много почитателей и приспешников, работавших над ее просвещением. – А почему именно я удостоюсь чести стать вашей эрусой?
– Потому что, дочь моя, – вымолвил Дилектус, внезапно появляясь на ступенях у трона, – только ты способна нанести смертельный удар Конкордии не дрогнув, и только у твоей души для этого достаточно сил. Именно потому я и мой друг Корвус так сильно стремились отыскать тебя – ведь твои силы воистину незаменимы.
Слова отца были приятными, но какими-то солеными на вкус. Пуэлла произнесла их про себя несколько раз, стараясь осознать, что же не так.