Университет имени Конкордии Непобедимой. Маскарад

Корвус стоял поодаль и глядел на нее с каким-то странным, осоловелым выражением лица. В сумрачной зале, по периметру которой тянули свои руки к собравшимся жуткие статуи, а стены украшала аркатура, молчаливые Воины Истины – древние твари, зовущиеся декурсиями в кругах человеческих аристократов – делали надрезы на своих ладонях ритуальным ножичком, и кровь капала в чан.

«Только у твоей души для этого достаточно сил…»

Пуэлла закрыла глаза и поняла, что способна увидеть любую комнату этого громадного подземного замка, даже не выходя за пределы несовершенного физического тела. Она видела залу, напичканную безвкусными гермами (и каменные лица были искажены отчаянием да болью), она видела крохотные комнатки, уставленные магическими шарами, небольшие залы с липкими порталами и крутящимися воронками, засасывающими в себя пыль.

Все комнаты были мертвы, в них не было никакой энергии, никакой сути – и только одна из них словно звала Пуэллу, манила взглянуть на себя.

Могучее сознание легко скользнуло за запертую и заколоченную досками дверь, где, прижавшись к поросшей мхом и паутинами стене, замерла древняя эдикула. Девушка скользнула ей навстречу, чтобы рассмотреть, и ощутила на себе пристальный взгляд двух пар пустых каменных глазниц: мускулистая молодая женщина с округлыми щеками и коротко стриженными волосами да медведь, чья голова выглядывала из-за ее плеча, выглядели такими реалистичными и живыми, что захватывало дух.

Пуэлла обратила к ним свое сознание, и эдикула слегка покачнулась; по одной из декоративных колонн пошла глубокая трещина. Она продолжала и продолжала звать женщину и медведицу (скорее из интереса, чем из сочувствия), но затем вдруг вспомнила, что думала о чем-то еще – и покинула странную запертую забегаловку.

Вздрогнув, открыла глаза. Медленное, торжественное ритуальное действо продолжалось.

«О чем же я думала? Ах да, о Корвусе и отце».

Альбинос стоял неподалеку, осклабившись, и вид у него был испуганный и напряженный. Пуэлла видела его насквозь, как облупленного. Отец, скрестив руки на груди, наблюдал недвижными кукольными глазами за тем, как Воины Истины отдают накопленные силы в жертву новой верховной богине.

«Именно потому я и мой друг Корвус так сильно стремились отыскать тебя – ведь твои силы воистину незаменимы».

Да, так он и сказал.

Девушка почувствовала, как к глазам подступили слезы, как беспомощный крик замер в глотке. Так значит, они собирались использовать ее как орудие мести против Конкордии? Никто здесь не любил ее, никто не хотел уделять искреннее внимание?

Она вспомнила мать, вспомнила ее редкие объятия, ради которых было не жалко даже совершить преступление. Вспомнила, как жертвовала своей безопасностью, только бы вечно занятая богиня с сияющей улыбкой и мягкими руками посмотрела на нее, прижала к груди, сказала пару ласковых слов.

«Эгрегиусы с самого начала были такими же, как мама. Они только притворяются, что уважают меня. На самом же деле…»

Чан был полон. Гордо подняв его над головой, остроухий юноша направлялся к трону, пытаясь улыбаться через силу. В его глазах плескался страх.

«…я для них оружие».

Чувство вседозволенности и абсолютной власти захлестнуло ее с головой, едва девушка коснулась губами влажной крови декурсий. Юноша придерживал чан обеими руками, однако Пуэлла так крепко впилась в его край своими зубами, что в этом, казалось, не было никакой нужды. С каждой каплей этого восхитительного эликсира девушка ощущала себя все лучше; ее зубы становились крепче и прочнее любого металла, зоркость делалась болезненной, ногти твердели и удлиннялись, по телу разливалась изумительная легкость, что всегда свойственна физически сильным существам на пике своей мощи.

Пуэлла глотала громко и жадно, кровь стекала по ее подбородку и капала на грудь, а вместе с нею внутри все росла и росла безумная обида, возрожденная случайно сказанными отцом словами.

В зале активно шептались, и, хотя делалось это изумительно тихо, девушка, обретя совершенный слух, могла разобрать каждое слово. Она вслушивалась в речь декурсий, в ее чудесные переливы – и вдруг поняла, что способна говорить на любом языке, когда-либо созданном в Двенадцати Державах.

Ее сознание расширилось, сделалось невесомым и могучим, как сам воздух.

– Я добавил туда своей крови, моя дайра, – скромно сказал Сомнус, не то скловнишись над ее ухом, не то оставаясь в своем сумрачном углу. Он говорил у нее в голове с такой же легкостью и быстротой, как это, бывало, делал Корвус, когда передавал хозяйке ментальные сообщения. У Пуэллы не было сил, чтобы противостоять напитку, и она не могла отвести глаз от расплывающейся бордовой субстанции перед носом. – Думаю, способности сна тебе не повредят.

«Ну разумеется».