Университет. Хранитель идеального: Нечаянные эссе, написанные в уединении

Интересное предложение было сделано несколько лет назад Стефаном Коллини по поводу присутствия Университета в публичных дискуссиях. Формула Коллини «собственно Университет» означает в данном случае отказ от определения его с помощью тех понятий, которые относятся к другим «реальностям», и использование только тех, которые соответствуют его внутренней природе. «Было бы интересно подвергнуть речи и статьи об университетах за авторством политиков, академических управленцев, лидеров бизнеса и других публицистов небольшому текстуальному эксперименту. Мы могли бы попробовать удалить все ссылки на „экономическое процветание“, „рост“, „нашу экономическую конкурентоспособность“, „создание богатства“ и т. д., а потом посмотреть, осталось ли в них что-то, хотя бы отдаленно напоминающее аргумент в пользу ценности университетов и поддерживаемых ими видов деятельности. Подозреваю, что итоговые тексты будут напоминать картины старинных полей сражения, на которых разрозненные группки бойцов, оставшихся в живых, продолжают куда-то двигаться, хотя и потеряли контакт с основной армией, а потому им грозит опасность погибнуть от первой же вражеской атаки»[109].

В определенной степени, впрочем, объяснение этой «немоты» связано с принадлежностью университетов системе высшего образования в целом. Высшее образование крайне неоднородно, в нем присутствуют сегменты, в которых подготовка кадров для уже сложившихся социально-профессиональных машин является делом вполне естественным и даже приоритетным. То же самое можно сказать и об учебных институциях, заточенных под обслуживание практических нужд конкретных территорий – регионов и городов (например, краснокирпичные университеты Великобритании конца XIX – начала XX века).

Разумеется, нельзя утверждать, что Университет (как коллективный субъект) не может или не должен выполнять этих функций. Суть в акцентах и приоритетах, исходящих из «своей» реальности. Для Университета эти действия, при всей их важности, являются побочными (теми самыми ракушками на днище корабля). И в случае создания нового Университета (или привлечения существующего для выполнения этих функций) рано или поздно начинается рефлексия по поводу поставленных задач и используемых методов, то есть дрейф в направлении фундаментальных вопросов и выхода на метауровень (то есть в сторону рассуждения о методе). Ничего не поделаешь – сколько волка ни корми… Да и вообще, он не с этого скотного двора. Но дрейф этот в направлении переоткрытия своей истинной сущности, во-первых, вопрос времени и, во-вторых, воли.

Вторая причина «немоты» (то есть путаницы с отнесением понятия «Университет» к институту совершенно определенного типа), как ни странно, заключается в лидерстве американских исследовательских университетов, начиная с конца Второй мировой войны. Проблема, конечно, не в лидерстве самом по себе, а в том наборе факторов, который ему способствовал. Этот примечательный сюжет некоторые наблюдатели называют «сделкой Фауста»[110]. Этот термин возник по следам событий 1950–1970-х годов, когда в разгар холодной войны часть американских исследовательских университетов пошла на тройственный союз с предприятиями ВПК и государственными структурами. Этот союз принес университетам невиданные до тех пор инвестиции и кардинальным образом изменил техническую и лабораторную базу, но одновременно превратил сами университеты в подчиненные элементы крупных национальных и транснациональных корпораций.

Процесс конвергенции коснулся не только конкретных лабораторий и институтов, участвующих в военных и конструкторских разработках, но существенно повлиял на весь дизайн Университетов, включая дидактику, устройство учебных программ и, естественно, перспективу научных исследований. Этот процесс привел к размытию исторической идентичности ряда университетских центров[111], которые, по сути, превратились в элементы транснациональных корпораций. А это, в свою очередь, может означать существенное повышение экономической и технологической эффективности в ближне– и среднесрочной перспективе, но также несет риски изменения языка и форматов отчетности, безразличных к ценностям Университета как института воспроизводства идеального.

Применительно к ситуации в американских университетах Стив Фуллер замечает: «В долгосрочной перспективе эта сделка привела к утрате университетами политической – и, следовательно, интеллектуальной – независимости, которая становится все заметнее по мере исчезновения юридической и финансовой поддержки государства. Прежде университеты находились на службе всех налогоплательщиков и оценивались по предоставляемым им (общественным. – С. З.

) благам, а теперь их выбросило на глобальный рынок, где университеты США уже давно предоставляют высококачественные интеллектуальные товары и услуги в ответ на (частный. – С. З.) спрос»[112].