«Это ты преследуешь меня, а вовсе не я тебя. Ты способен какое-то время жить без меня, но путь твой ведет в таковом случае вниз, и конец ему — смерть. Ныне, когда ты близишься к сему неотвратимому концу, тебе приходится взвешивать и обмозговывать, а не будет ли благоразумнее вычистить свое обиталище и пригласить меня вступить в него. Но для сего тебе надобно отойти подале от нынешнего состояния твоего ума и воли, очистить их от скверны твоей негативной сущности; и токмо при таковом условии я смогу когда-либо сызнова водвориться в твоем теле».
«Мой мозг и ум утратили былую мощь, — запинаясь, промолвил я. — Да и воля моя ныне сделалась совсем хилою. Сможешь ли возродить их?»
«Послушай! — изрекло Незримое Существо, возвысившись надо мной, аки башня, тогда как я униженно и смиренно съежился у Его стоп. — Для позитивной сходности, пребывающей в каждом человеке, нет ничего несбыточною, ей под силу решительно все. Мир принадлежит сей сущности и являет собой ея достояние. Она не страшится ничего, не ведает ни малейшею опасения, благоговеет ни пред чем, и ничто не способно остановить ея; она не вымаливает никаких привилегий, но требует их; она
заполняет долы и ступает без колебаний там, где дорога незнаема и будущность обескураживает».
После сего разговора я опять заснул, а когда пробудился, то, как мне представилось, я очутился в совсем ином мире. Солнце ярко сияло, и я каким-то шестым чувством осознавал, что высоко над моею главой щебечут птицы. Мое тело, еще вчера трепетавшее и полное неуверенности, перестало сомневаться, обрело живость и преисполнилось энергии. В невероятном изумлении я уставился на пирамиду из бочек, не в силах уразуметь, как это я столь долговременно обитал здесь, и сам диву давался щ осознания того, что минувшая ночь была для меня последней проведенной под сенью этого жалкого пристанища.
События прошедшей ночи воз вернулись ко мне, и я стал озираться вокруг в поисках Незримого Существа. Его нигде не было видно, но вскорости я заприметил в дальнем уголке того места, где доселе почивал в поисках отдохновения, сжавшуюся в комок фигурку, нечто хилое и тщедушное, презренное и дрожащее, чей облик был искажен, а формы исковерканы, растрепанную, взъерошенную и с виду до ужаса запущенную. Фигурка выглядела самым жалким, недостойным образом, но я хохотал над ней — громко и жестокосердно. Знай я в ту пору чуть боле, я мог бы понять, что предо мною маячит моя негативная сущность, тогда как позитивная сутцность уже пребывает во мне; однако же в тот момент я не брал этого в толк. Кроме того, я поспешал, норовя чем быстрее ретироваться; у меня не имелось ни капли времени для философствования. Мне предстояло сделать очень многое — столь многое, что было чудно, как это я мог не помышлять про сие днем ранее. Но вчерашний день безвозвратно ушел, и со мною был день сегодняшний — он едва начался.
Как было когда-то моим каждодневным обыкновением, я направил свои стопы в сторону одной таверны, куда прежде наведывался, дабы разделить трапезу с друзьями. Взойдя в обширную залу, я радостно кивал во все стороны и улыбался, показывая тем самым, что вижу обращенные ко мне приветствия и ответствую на них. Мужчины, кои пренебрегали мною на протяжении многих месяцев, сейчас любезно раскланивались, когда я проходил мимо них. Я зашел в умывальню, а оттуда устремился прямиком к столу, сервированному для завтрака. Попозже, заглянув в пивной бар, я на мгновение приостановился, сделал малую иередыщку и сказал хозяину:
«Я хотел бы занять ту же самую комнату, где жил прежде, ежели сие возможно и она в вашем распоряжении. В противном случае, меня на
время устроит и другое помещение, пока я не смогу получить именно тот
нумер». ^
Затем я вышел и со всей возможной поспешностью заторопился в бондарню. Там во дворе стояла огромная повозка, и дюжие мужики укладывали в нее бочки, предуготовленные для отгрузки. Не задавая никаких вопросов, я стал хватать кадки и подавать их парням, что трудились на самом верху груженой телеги. Когда работа была окончена, я вошел в мастерскую. Там стоял свободный верстак. По опилкам и стружке, покрывавшим его верхнюю доску, я без труда распознал, что он уже давненько не употреблялся для дела. А был предо мною тот самый рабочий стол, за коим я трудился когда-то. Сняв пальто, я одним махом очистил свой верстак от всякого