– А как же мы? – спросил Джим и постучал себя в грудь. – Что будет с нами, когда все развалится?
Йен тоже еще чувствовал остатки боли в груди.
– Не знаю, – сказал он. – И мне, в общем-то, все равно. Сейчас меня гораздо больше пугает то, что Университет может сделать со мной, если останется жить, чем то, что произойдет, если Он умрет.
– Ты прав. – Бакли кивнул. – Согласен на все сто, а если вы – слабаки и у вас очко играет, то проваливайте отсюда и не оборачивайтесь, потому что скоро от этого места ничего не останется.
Йен поочередно посмотрел на Фэйт, Джима, Фарука и Элинор.
– Думаю, что все мы в деле, – сказала последняя, слегка улыбнувшись. – Хотя я вместо «слабаков» использовала бы выражение «паршивые дристуны».
– Это все семантика[92]
, – отмахнулся Бакли.Они не стали ни с кем согласовывать свой план. Просто достали взрывчатку, заложили ее и установили таймеры на один час. А уже потом рассказали представителям власти, что сделали. Времени для взаимных обвинений уже не оставалось, его едва хватило на паническую эвакуацию всех находившихся в кампусе, прежде чем Центр исполнительных искусств исчез в восхитительном огненном фонтане шума и ярости.
Они стояли на дальней стороне Томас-авеню, за колонной машин Национальной гвардии, и ждали боль, которая так и не появилась. Йен, крепко сжимая руку Элинор, смотрел на Джима, на Бакли, на Фэйт и на Фарука и пытался найти ответ на вопрос: «Выживет ли кто-нибудь из них, или их сердца и головы разорвутся от боли?»
И ничего не произошло.
Что бы ни делало их частью Университета и ни привязывало их к Нему, исчезло, и теперь они наблюдали, совершенно невредимые, как рушились одно за другим здания. На фоне взрывов Йен услышал крики. Сначала их было много, а потом они слились в один; сначала он походил на человеческий, а потом на нечеловеческий, и Йен знал, что это прощальный крик Университета. В огне и дыму появлялись какие-то образы, какие-то свет и тени, какие-то намеки на фигуры, знакомые и незнакомые, известные и неизвестные, но он их не узнавал и не был уверен, что кто-то, кроме него, заметил их присутствие.
А потом раздалось всеобщее «у-у-у-у-у-у-ффф!», и его со всех сторон окутала волна холода, после чего все непонятные образы и звуки исчезли. Остались только обычные звуки взрывов, обычный пожар и обычные разрушения.
Откуда-то издалека доносились звуки сирен – это ехало подкрепление.
Томас-авеню была забита людьми, так же как и прилегающие к ней переулки. Вполне возможно, среди них было много зевак, но даже с этими зеваками двадцати пяти тысяч никак не набиралось.
Что же случилось с остальными студентами? И с преподавателями? И с сотрудниками?
Они погибли? Спаслись? Разошлись по домам еще до взрывов?
Йен не знал этого, но сомневался.
Но так не думал.
Ему хотелось узнать, сколько же всего окажется убитых.
Сама Томас-авеню сильно пострадала. Проезжая часть была вздыблена и перекорежена; разрушения коснулись многих прилегающих зданий.
Значит, Университет уже стал раскидывать свои щупальца.
Казалось, они простояли много часов, глядя на полыхающий кампус. А может быть, это действительно так и было. Эмерсон полностью потерял счет времени. Но с ним находились Элинор и все остальные, и ему было хорошо. А люди, которые погибли, – да бог с ними. Они заслужили того, чтобы…
Йен отбросил эту мысль и вновь почувствовал холод. Может быть, все еще не закончилось?
Нет. Закончилось. Он это знал. Он это чувствовал. И мысли его были вполне нормальными. Конечно, не чистыми, не добрыми, но нормальными.
Больше всего на свете ему хотелось поехать домой, лечь в кровать и проспать несколько дней подряд. Ведь сколько он уже не спит? Три дня? И вот теперь на него навалилась усталость. Йен прислонился к плечу Элинор.
– Пошли, – сказал он. – Поехали домой.
– А уже можно? – спросила Фэйт. – Разве мы не должны… спросить разрешения?
– Они знают, кто мы. И где нас найти. А сейчас они слишком заняты, чтобы думать еще и о нас. Подождем пару дней.
– А нас что, арестуют? – спросил Фарук.
Йен понял, что не знает ответа на этот вопрос. Хорроры обычно заканчивались именно на этом, на поражении сил Зла. О том, что происходило потом – обо всех последствиях и возникших проблемах, – никогда не писали. Он считал, что они свободны. Ведь все видели то же, что и они, – а в течение следующих нескольких дней станут известны новые жуткие подробности. Но с технической точки зрения они совершили поджог и акт терроризма, так что их могли привлечь за те разрушения, которые стали результатом их действий.
Эмерсон улыбнулся, подумав о том, как будет выглядеть суд, если город или штат решатся выдвинуть против них обвинения.
Об этом можно будет написать отдельный роман.
– Не волнуйся, – ответил он Фаруку. – Тебя не арестуют. С тобой все будет в порядке. Иди домой и ложись спать.
– Мне надо, чтобы кто-нибудь подбросил меня. Моя машина осталась где-то там, – сказал Бакли, посмотрев на Элинор. – Как вы?
– Ну конечно. Еще кого-нибудь подвезти?
– Я развезу всех остальных, – предложил Кит.