Хотя сейчас Йенсен отвечал за работу со студентами, в недалеком прошлом он был советником газеты и, к счастью, не потерял за прошедшие семестры связи с ней. Паркер встречался с ним всего один раз – Йенсен сразу же ему понравился. Он был единственным представителем администрации, всегда готовым сообщить нужную им информацию или процитировать кого-то из руководства, а в последнем семестре он часто звонил им первым, когда узнавал, что они работают над какой-то важной статьей.
Джим протолкался сквозь толпу, подошел к столу и взял трубку из рук выпускающей.
– Слушаю.
– Это главный редактор?
– Да. Это Джим Паркер.
– Привет, Джим. Это декан Йенсен. Хотел сказать: мне только что звонили из городской больницы – там умер еще один студент. Я узнал об этом минут пять назад и решил сообщить вам, ребята. Кто-то еще звонил по этому поводу?
– Нет. Мы сами звонили в больницу с полчаса назад, но с тех пор больше ни с кем не разговаривали.
– Иногда администрация больницы ничего не сообщает университетской газете, пока об этом не узнают телевизионщики и крупные игроки. Вот я и подумал, что надо обеспечить вам некоторое преимущество.
– Спасибо, – поблагодарил Джим. – А имя можете назвать?
– Прости, но они еще не сообщили семье. У вас когда срок?
– Наступил около часа назад.
– А когда самый-самый последний срок?
– Издатель говорит, что мы должны закончить к восьми.
– Да, времени мало, – сказал Йенсен. – Еще раз могу подтвердить, что один из госпитализированных умер. Дальше вам самим решать, что с этим делать. Можете попытаться дозвониться до больницы и выяснить у них подробности.
– Ладно. Спасибо за информацию. – Джим повесил трубку. – Фарук! Позвони в больницу и выясни, что там происходит. Мы перепишем редакционную статью и изменим заголовок. А в конце воткнем диаграмму.
– Нет, только не это, – простонала Джин.
– Да. Именно это.
– Но мы не можем соперничать с телевидением или взрослыми газетами. У них собственные типографии, другие сроки… – Джин покачала головой. – Мы и так делаем все, что возможно в нынешних условиях. Чего еще тебе нужно?
– Я хочу, чтобы мы были лучшими. И главный редактор здесь – я.
– Я ухожу через час. И это максимум. Если вам понадобится что-то позже – будете разбираться сами.
– Отлично.
– Они отказываются говорить, наотрез отказываются; сказали только, что никакой информации до утра не будет. – В комнату вбежал Фарук. – Что мне делать? Я могу сослаться на декана Йенсена.
Джим взглянул на выпускающую, а потом на часы. Было уже без десяти восемь, а ехать до типографии добрых пятнадцать минут.
– Ладно, – вздохнул он. – Сошлись на декана, и давайте заканчивать.
– Вот это я называю правильным решением главного редактора, – Джин кивнула.
Пятнадцать минут спустя все исправления были сделаны, полосы собраны, и Стюарт рванул в типографию.
Джин осталась, чтобы прибраться, а Фарук, Эдди и Джим перешли в отдел новостей. Из холла донеслось жужжание кресла Хови, и Паркер повернулся, чтобы поздороваться.
– Привет.
– И тебе тоже. – Кресло затормозило. – Насколько все плохо? Я слышал, что трое ранены.
– Трое? – Джим поднял брови. – А пятерых убитых и пятнадцать раненых не хочешь?
– Боже, – выдохнул побледневший Хови и облизал губы. – Есть кто-то из знакомых?
– Я никого не знаю, а тебе список покажу чуть позже.
– Но это был не ветеран?
Джим покачал головой. Отец Хови служил во Вьетнаме, и у Хови была почти фобия, связанная со всем, что касалось возможного ухудшения «восприятия свихнувшегося ветерана обществом», как он это называл.
– Я об этом ничего не слышал, – сказал Джим. – Парню лет двадцать – двадцать пять, и он изучал антропологию. Как я понимаю, просто вошел и начал стрелять, а потом, когда кончились патроны, сел на пол в ожидании полиции.
– Боже…
Джим собрал книги, взял рюкзак, помахал на прощание редакторам и напомнил Фаруку, чтобы тот запер дверь, когда будет уходить.
– А где Шерил? – спросил Хови, взглянув на стол редактора отдела культуры.
– А хрен ее знает. – Джим вздохнул. – Я не вижу ее вот уже неделю. Пока мне приходится самому писать ее колонку, но, думаю, придется искать нового редактора.
Хови промолчал.
Вдвоем они спустились на лифте на первый этаж.
Перед зданием стояла группа из пяти-шести студентов, больше похожая на банду. Они молча сгруппировались возле северо-восточного угла Нельсон-холла, и кончики их сигарет в темноте светились оранжевым светом. Стояли они в полном молчании, и только туман от дыхания клубился в холодном воздухе над их головами. На лужайке перед ними яростно спаривались две темные фигуры, едва видные в тусклом, рассеянном свете, падавшем из окон аудиторий. И это тоже происходило в полном молчании.
Отсутствие звуков пугало так же, как и присутствие этих людей, и Джим быстро спустился по ступеням лестницы, а Хови воспользовался съездом для инвалидов. Вместе они прошли по тротуару, пересекли двор и подошли к парковке.
– Просто жуть берет, – заметил Хови.
– И не говори, – Джим согласно кивнул, оглядываясь на группу возле угла здания.
Они уже почти миновали несколько деревьев в центре двора, когда Хови остановился.