Университетская роща

– Господа, давайте рассказывать что-нибудь интересное! Или петь, – предложил Завилейский и вдохнул. – Право же, нельзя так долго и молча глазеть на огонь. С ума сойти можно.

– Nicola, где ты? Бери гитару!

– Увольте, господа, не могу, – несмело отказался Ефремов. – Что-то горло болит. Простыл, должно быть.

– У тебя всегда так, – недовольно сказал Клавдиан. – Вечно упрашивать надо.

– Не трогайте его. У Nicola действительно болит горло. Я с ним в одной комнате живу, знаю, как он кашляет, – вступился Ярлыков. – Послушайте лучше, что я давеча вычитал из газет…

– А ты и газеты умеешь читать? – притворно удивился Завилейский. – Ай да молодцом! Может, ты еще и в университете учишься?

– Полно тебе, Клавдиан, давай послушаем.

– Я о графе одном прочитал, – не обижаясь на поддевки Завилейского, сказал Ярлыков. – О Рико Диановиче. Богатый…

Он решил познать жизнь тюрем и везде совершал уголовные проступки, чтобы попасть в тюрьму. Германия, Бельгия, Англия, Франция… Словом, вся Европа плюс Турция, Египет, Австралия, Индия, Америка, Бразилия и Япония. Был и у нас, в России. В общей сложности Дианович отсидел тридцать четыре года. И теперь, достигнувши сорока восьми лет, приступил к написанию уникального труда.

– Потрясающе! Вот это личность! – с прежней иронией высказался Завилейский. – Сродни новой моде, достигшей к нам из Парижу, – он так и произнес «из Парижу», нарочито ломая окончание и многозначительно подмигивая Аптекману. – Не слыхали, господа? Нет? Ну, вы изрядно отстали! Татуированное декольте у дам! Представляете? Красками по голому… пардон, обнаженному телу. В верхней степени оригинально и неповторимо! И что немаловажно, так умно… Парижанин не даст соврать.

Студенты дружно рассмеялись: очень уж забавно изобразил Клавдиан руками это самое декольте.

– Чему вы смеетесь? – обиделся Иван Ярлыков. – Что вы нашли в моем сообщении странного? Наше время вообще такое… Век электричества, пара и железных дорог. Хороший век чудес положительной науки и оригинальных личностей. Почему вас не удивляет, что «какой-то ученый открыл микроб женского бешенства»? Или что французский химик Вильсон изобрел способ приготовления вина в твердом виде?

– Правильно, наше время какое-то… – поддержал его Брызгалов Михаил. – Либо спортом безумных, велосипедом заниматься, либо микроб женского бешенства открывать. Чем лучше Диановича американец Ольдриев, который утверждает, что может пойти пешком через Атлантический океан в каучуковых сапогах?

– А я слышал, будто он уже перешел Ниагарский водопад…

– Глупости! Изо всех последних известий я верю только одному: о физике Тесла. Вот это изобретатель! Его электрический осциллятор – страшный прибор для уничтожения людей. Он способен выбросить электрическую искру длиной с диаметр земного шара… Пока, правда, в миньятюре. Но в опытном аквариуме Тесла уменьшенные лодки подбрасывало, как скорлупки. Тесла говорит, что с постройкой его прибора всякая морская война должна быть прекращена…

– А в Калифорнии, господа, один богатый маньчжурец выстроил себе перламутровый дом. Облицевал его раковинами…

И снова беспечный смех.

Крылов не вступал в разговор, не прерывал своих подопечных, хотя их болтовня казалась ему пустой и никчемной. Декольте, Тесла, Ниагарский водопад, Рико Дианович… Все перемешали, всему придали оглупленный вид. Нарочито или случайно? Вот ведь не вспомнили, например, Джорджа Кеннана, чьи статьи в защиту обездоленных сибирских невольников появились в печати, нет! Подавайте им графа, прошатавшегося неизвестно зачем по тюрьмам тридцать четыре года!

Он даже начал сердиться на молодых людей, будто они что-то наобещали ему и не выполнили. И чем больше сердился, тем сильнее замыкался в себе.

Занятый своими мыслями, он не приметил, как беседа закружилась вокруг фабулезной фигуры модного человека Миклухи-Маклая. «Новогвинейский повелитель Маклай Первый, – шутил кто-то. – Между прочим, тоже из числа великих неудачников». – «Что ты имеешь в виду?» – «А то, что он тоже был исключен из Московского университета подобно Лермонтову и Белинскому. Ощетинился на все, что его окружало, и отправился к людоедам на корвете «Витязь». – «А что, людоеды тоже люди. Жаль, умер Лунный человек…»

О чем-то поговорили еще – и огонек болтовни перескочил на развесистое философское древо. Откуда-то появилась затрепанная записная книжица.

«Меня нисколько не отвращает красота злых. Я чувствую себя счастливцем, созерцая все то, что вызвали к жизни жаркие лучи солнца: тигров, пальмы и гремучих змей!» – звонко, с воодушевлением читал Завилейский. – «Царство зла еще в будущем. Жаркий полдень еще не открыт людьми… Люди, которых я ожидаю, мощные телом и духом… Сверхчеловек есть смысл земли; пусть воля скажет: да будет сверхчеловек смыслом земли!».

– Ваш Nietzche безумец. Это проповедь безумца, у которого имеется единственное достоинство – прекрасный цвет лица и отличное пищеварение! – маленький Ефремов даже вскочил от волнения. – Куда же тогда денутся увечные? Слабые? Не сверхчеловеки, а обыкновенные люди? Значит, насилие?