Университетские записки

Прозвенел звонок. В аудиторию вошёл Капустин. Он смерил надпись на доске ехидным взглядом, а потом начал говорить в своей обычной манере – медленно, как бы лениво, и таким снисходительным тоном, с хорошо заметными оттенками превосходства:

– Помнится, когда я был маленьким, папа мне привозил из Лондона разные пластинки. И «Битлз» тоже привозил. Хорошая музыка! Для детей и подростков. А потом я вырос. И «Битлз» уже больше не слушаю.

В другой раз моя одногруппница Сашенька Борщёва, которая тоже за словом в карман не лезла, после очередной капустинской эскапады на семинаре, где мы брали производные различных функций, уязвила преподавателя своей репликой:

– Николай Юрьевич! Это что же получается? Моя фамилия – это первая производная от вашей?

Все засмеялись, а наш семинарист отмолчался – не смог придумать достойного ответа своей студентке.

Капустин был матанщиком не только в нашей группе. Ещё он вёл семинары в 115-й, где учился Костя Г. Ребята в той группе подобрались на редкость эрудированные, с творческим огоньком в душе! Они развлекались тем, что в течение длительного срока писали перед семинаром мелом на доске фамилию любимого преподавателя, пользуясь всё новыми и новыми алфавитами.

Первый раз – латинскими буквами. В другой раз – греческими. Не помню, что использовалось выдумщиками перед третьим занятием, но народ из 115-й, шалости ради, не ленился регулярно обращаться к Большой советской энциклопедии. Использовалась даже откровенная экзотика, типа финикийского письма. Были задействованы и руны, и даже иероглифы. Капустин, видя этот балаган изо дня в день, тихо умирал со смеху, но 115-й группе ничего не говорил. Видимо ждал, когда у затейников иссякнет фантазия.

У Серёжки Питалова семинары по матану вёл Борис Иванович Березин. Серёжка порой рассказывал про то, как проходили эти занятия. К примеру, решает Борис Иванович какое-то упражнение из задачника Демидовича по математическому анализу. Долго решает, а справиться с упражнением никак не может. Что делать? И Борис Иванович легко находит выход из положения, громко объявляя студентам:

– Что-то не получается. Ну и ладно. Мы тогда посмотрим в «Анти-Демидовиче»! Так, ага, понятно, – и без каких-либо колебаний переписывает оттуда решение на доску.

Задачник Ляшко, в котором приводятся решения многих примеров из задачника Демидовича, часто называли «Анти-Демидовичем». Понятное дело, данный пример не указывает на то, что Борис Иванович не знал своего предмета. Вовсе нет. Это лишь показатель того, что к семинарским занятиям со студентами Березин не готовился, а надеялся на "русский авось". Многие наши однокурсники часто рассуждали так же: "Я умный. Мозги у меня хорошие. Значит, голова что-нибудь придумает при необходимости!"

В то же время, по словам Серёжки, когда вызванные к доске студенты не справлялись с задачками, Борис Иванович над ними подтрунивал, порой обидно, и при этом смеялся довольно неприятным смехом:

– Гы-гы-гы!

Знал бы Серёжка, что именно Борис Иванович будет его «злым гением» в университете!

Группа Питалова относилась к первому потоку. Соответственно, у них были другие лекторы. Математический анализ им читал Василий Васильевич Тихомиров. Студенты дали этому лектору прозвище «Васька-штрих» за склонность к использованию одноимённого символа. Там, где Фёдоров довольствовался латинским алфавитом и натуральными числами, Тихомиров к месту или не к месту расставлял многочисленные штрихи. И ладно бы, если б ставились они для обозначения производных. Нет! Василий Васильевич с удовольствием использовал свои любимые штрихи и для нумерации утверждений, требующих доказательства. Теорема два штриха, лемма три штриха…

Однажды во время празднования дня факультета Тихомирову задали провокационный вопрос: сколько штрихов может быть возле одного знака функции? Это вызвало сильное оживление в аудитории – прозвище Василия Васильевича ни для кого не было секретом, даже для него самого. Тихомиров, с улыбкой на лице, поведал собравшимся, что максимальное количество штрихов справа от знака функции равно шести: допускается три сверху и три снизу.

Глава 6. Немецкий

В нашу 116-ю группу собрали тех студентов, которые при анкетировании указали, что в школе учили немецкий язык и хотели бы продолжать изучать этот язык в университете. Для начала мы написали тестовые задания, по результатам которых были сформированы две подгруппы – сильная и слабая (так же называются склонения глаголов в немецком языке). Первую взяла себе энергичная дама средних лет. А нами, теми, кто неважно написал тест, занялся лично начальник этой преподавательницы, седой импозантный мужчина предпенсионного возраста.

Всегда корректный, но в то же время холодный и отстранённый, этот человек выглядел, как реликт давно минувших времён. Нас он не очень-то жаловал. Все мои попытки сыпать словами на немецком языке так, как привык в школе, без внимания к мелочам вроде грамматики, сразу же немедленно и жёстко пресекались. Говорить следовало только правильно, иначе не стоило говорить вообще!