Университеты

— А это, позвольте, сколько будет время? — влез сефард с горящими глазами, и от волнения строя фразу вовсе уж криво.

— Меньше двух часов в обе стороны, — пожал плечами Чиж, — без учёта покупки нужных деталей, объяснений с колониальной администрацией и прочего.

— Это ж… — Иефет бен Абрахам покосился подозрительно на армянина и нахмурился, не без оснований посчитав того за конкурента. Сефард ещё не знал сам, в чём, но потенциал летадл пробрался к нему в голову и заворочался, гнездясь так основательно, как это вообще возможно.

— А если придут люди с моря? — подался вперёд малолетний португальский вперёдсмотрящий, после совместных приключений чувствуя себя вправе говорить с взрослыми на равных.

Вместо ответа Санька оскалился совершенно по-волчьи, и ответил с уверенностью, которую не чувствовал:

— Если мы будем в небе, то их не спасёт даже Бог!

— Так чего мы сидим! — подскочил сефард, и оказалось внезапно, что этот желчный и неприятный человек — прекрасный оратор, замечательный организатор и что самое удивительное — совершенно двужильный, неутомимый работник.

Оставив у пулемёта Вазгена, и придав ему в помощь востроглазого мальчишку-португальца, пассажиры и экипаж в едином порыве бросились на сооружение взлётной полосы. Сделали носилки из запасных парусов (за которыми пришлось возвращаться на тузике), и растянувшись на десятки метров, принялись за работу.

Таскали камни, щебень и песок, пытались трамбовать самодельными трамбовками, и менее чем через четыре часа взлётно-посадочная полоса была готова. Получасом позже пилоты, играя всё так же на публику, отрапортовали о готовности, и летадла Военгского, подпрыгивая чуть при разбежке, взлетела, распугивая местную живность неслыханным доселе зрелищем.

— К ночи ждём гостей, — с уверенностью бывалого пессимиста констатировал Адамусь, озирая необыкновенное оживление в джунглях, не думающее стихать.

После литвин с тремя членами экипажа взялся доделывать взлётно-посадочную полосу, подразумевая взлёт и посадку тяжело груженой летадлы без права на поломку или не дай бог — капотирование[iv]. Доделки не самые серьёзные, требующие не столько рабочих рук и трудового энтузиазма, а скорее острого глаза и хорошего пригляда.

Санька же принялся за сооружение фортификаций, не от большой нужды даже, а желая занять людей, которые от безделья могут выкинуть что-нибудь этакое. Смутно понимая, что при нападении аборигенов подопечные ему женщины наверняка впадут в панику и будут активно мешаться, он определил им фронт работ, наказав огородить лагерь.

Так, по крайней мере, паниковать они будут в тылу, не мешая стрелкам. Да и отступить, ежели вдруг что, будет куда.

Наметив вешками границы, объяснил им суть работ, особо упирая на безопасность детей. Где почва позволяла, делали подобие двойных плетней, засыпая промежуток песком и камнем. Работа монотонная, но вполне посильная для женщин и детей. Убедившись, что у прекрасной половины их коллектива выделились адекватные лидеры, Санька удалился, забрав всех мужчин.

Предстояло ещё вырубить кустарник как можно дальше, и по возможности, устроить хоть каких-то ловушек. При всём своём скептическом отношении к боевому мастерству местных аборигенов, к стойкости своих временных подчинённых он относился немногим менее скептически.

Как нарошно, подобралась удивительная для колоний коллекция личностей травоядных, бестолковых, или напрочь негодных по причине здоровья. Не считая пилотов, сомнений не вызывали лишь Вазген и дон Лижейру, оказавшийся человеком вполне опытным и боевитым, пусть и несколько инертным поначалу. Иефет бен Абрахам, при всех своих достоинствах, человек отчаянно гражданский, а остальные…

… ещё хуже. Доставшийся ему экипаж, из числа непричастных к заговору, не иначе как нарочно подбирали так, чтобы те ни в коем случае не стали бы помехой при злодействе. Трусоватые, неумелые, негодящие… хуже не придумаешь!

Не мудрствуя лукаво и не требуя от гражданских слишком многого, Санька наравне со всеми вырубал кустарник тесаком, копал неглубокие канавки «ёлочкой», да вбивал колышки, заостряя их затем парой ударов. Не бог весть что, но впотьмах уже не побегаешь.

Работы прервали ещё до темноты, не рискуя понапрасну. Отошли за укрепление, и тут же почти раздался ликующий вопль:

— Летит! Летит! Да вон же, вон! — приплясывая, Хосе тыкал пальцами, удивляясь слепоте взрослых, а Санька только в бинокль смог разглядеть вдали птичьи стаи, грозовыми тучами вставшие над джунглями. Потом уже показался крохотный силуэт и донёсся стрекочущий звук, и Чиж подивился наблюдательности и остроте чувств маленького португальца.

— Однако… — качнул он головой, опуская бинокль и делая мысленно пометочку: обратить внимание на дона Лижейру с сыном, и по возможности законтрактовать. Лишними не станут!

Пару минут спустя тяжело приземлился Военгский, выскочив из кабины с ловкостью гимнаста и помогая выбраться пассажиру, французскому военному в ранге капитана. Обменявшись словами, Илья Митрофанович склонился над стойкой шасси и покачал её озабоченно.