— В Гамбурге, почти пять лет, — и оттаивает немного, — так что вы говорили по поводу участия в проекте?
— Пройдёмте! — в мастерской, очищенной заранее от всякого хлама, раскатываю на верстаке чертежи, над которыми сразу все и склонились.
— Вот это?! — с непередаваемой интонацией воскликнул француз, — Прошу прощения… я не должен был…
— Я не обижен, — прерываю его излияния.
— Ничего сложного, — заявляет папаша Мишель, переглянувшись с внуками и в волнении накручивая усы, — Так вы говорите…
— Да, вы можете стать одним из соавторов, если заранее откажетесь от всяких прав на скульптуру и составные её части.
— Я, кхм… — снова переглядка с внуками, — мы готовы! Отказываемся!
— Можно ли нам принять участие? — интересуется иудей решительно.
— Разумеется! Ни в коем случае не настаиваю, но если есть желание — можете не только задавать вопросы и фотографировать, но и стать, некоторым образом, соавторами. С аналогичными условиями.
— Интересно, — шевельнул аккуратными усами Готфрид, — месье Ришар, не найдётся ли у вас какого-нибудь фартука?
Фартуки нашлись, как и время для фотографий. Мишель сиял, а усы его, кажется, светились серебряным светом, когда он замирал, восторженно глядя в объектив.
Необычная деталь — сразу три репортёра с фотоаппаратами, а фотографов ни одного. Как человек, некоторым образом причастный к этой профессии, знаю прекрасно, что сделать качественный снимок не так-то просто, и недаром в редакциях есть отдельная вакансия фотографов.
Беккер явный любитель фотографического искусства, что выдаёт недешёвая камера с лёгкой треногой, так и явственный опыт человека, не гнушающегося прогуляться в ней по горам в погоне за удачными снимками. Точно офицер… и бывший ли?
Франкель… ну тут вся ясно, от бедности. Газета относительно популярная в определённых кругах, но никак не богатая, а платить одну ставку, пусть даже и с доплатой за таскание треноги, это… узнаваемо.
Легран… первое впечатление, похоже, не обмануло — третий состав. Одноразовая камера на груди, да и сам…
Сияя внутренним светом, Мишель Ришар негромко подсказывал репортёрам, с азартом постукивающим по листовой меди. Они настолько увлеклись этим занятием, что даже забыли об интервью.
— А вы недурственный мастер, месье, — польстил мне старик.
— До вас мне далеко! — зеркалю комплимент, — Нет-нет, месье Ришар, ложной скромностью я не страдаю! Я весьма неплохой слесарь широкого профиля, но до вас мне далеко.
— В самом деле? — вежливо поинтересовался Беккер, не будучи реально заинтересованным.
— Более чем, герр Беккер, более чем! Я, собственно, потому и остановил свой выбор на мастерской месье Ришара. Не только поэтому, разумеется, но в том числе. Он настоящий художник, уж поверьте человеку, которого учили разбираться в искусстве!
— Однако, — удивился пруссак, по-новому глядя на приосанившегося и зардевшегося хозяина.
— Большой мастер, — подтверждаю ещё раз, — Знаете… есть такие люди, которые делают свою работу наилучшим образом, но в силу обстоятельств или из ложной скромности не обретают известности.
— Месье Ришар… — поворачиваюсь к смутившемуся французу, — вы зря убрали мастерскую так уж тщательно. Стоило бы оставить хотя бы десятка три интересных работ.
— Поверьте, господа, — обращаюсь к репортёрам, — оно того стоит!
— Я… сейчас! — мастер срывается с места, и возвратившись через минуту, начинает расставлять образчики по мастерской.
— Вы говорите, вас учили, — вцепляется Легран, без особой охоты возящийся с медью, — а кто? Насколько мне известно, классического образования вы не получили.
— Не получил, — не прекращаю работу, — но смотреть и видеть меня учили люди более чем компетентные. Антиквары и…
… усмехаюсь…
— … специалисты по подделкам.
Легран вспыхивает восторгом и засыпает меня вопросами. Кто, где, как…
— Это вовсе не секрет, месье. Я не скрываю, что вышел из самых низов общества.
— Расскажите, — не просит, а прямо-таки требует Франкель, — читатели должны понимать, через что вы прошли, прежде чем стать…
— Увольте, — перебиваю его, — не в обиду, но… вы же читали старые сказки? Не отредактированные? Не важно, братьев Гримм или Шарля Перро, просто без цензуры. Ну вот и представьте персонажа такой сказки. Страшненькой! Нет разве что магии, а в остальном…
Усмехаюсь кривовато и не испытываю желания продолжать.
— И всё же вы сумели… — не отстаёт Арман.
— Вопреки, — перебиваю его, — если подсчитать, сколько раз я должен был умереть от голода и побоев, сколько раз меня пытались целенаправленно убить, я до сих не понимаю, как остался жив и относительно здоров. Месье Легран… давайте поговорим на эту тему месяцев через несколько, хорошо?
Француз кивает нехотя, но всё-таки не выдерживает:
— А за это время что-то изменится?
— Так… — повожу плечами, — война никак не отпускает.
— Вы же… — пучит глаза Арман.
— Герой? — чувствую, как губы трескаются в подобии усмешки.
— Ээ…
— Как вы относитесь к монархии? — без излишних церемоний поинтересовался пруссак.
— Я убеждённый республиканец, но к монархии в целом… — жму плечами, — скорее нейтрально, если это монархия конституционная.