Университеты

Отмокая под прохладным душем, вспомнил сценку и понял, что давненько у меня не было… да собственно, почему бы и не да? Фира ещё совсем ребёнок, а у меня… хм, надо бы найти кого-нибудь для утех плотских, пока руки не стёр.

После, напившись воды, снова лёг спать, не накрываясь уже одеялом. И пожелал мысленно, чтобы сон — просто сном был, пусть даже и сотню раз бестолковым.

Слов нет, как забодала эта военно-морская ебень! Стократно уже парировал во сне удар штыка или сабли, и ведь понимаю иногда, что — сон! Но кажется, что если не парирую, не увернусь, то и не проснусь… так-то.

* * *

— Ничо, — срывающимся голосом подбодрил сам себя справный мужик Серафим, — и не такое…

Показывая пример молодым, он ступил на шаткую доску, и пересёк её, подобно гордому льву — на четвереньках.

— Давай, радимыя! — подбодрил он мужиков уже на той стороне, — Не робей! Сверзишься, так в воду, а тама, глядишь, и подберут! Я чай, не утопнешь!

— Да зачем енто, Серафимушка?! — заскулил земляк, — Всю жизнь на землице плотно стояли, на ногах…

— Никшни! Я тебе, Семён, покудова мы на курсах, так господин сержант, внял!? А насчёт зачем, так енто поумней тебя люди придумывали, сам Егор Кузьмич, так-то!

— Ну раз сам… — прерывисто вздохнул Семён, и встав на четвереньки, шустро прополз по доске, не переча авторитету земляка и благодетеля.

— Ф-фух… — шумно выдохнул он на той стороне площадки, отжимая разом взмокшую бороду, — мы када на желтовских в позатом годе втроём нарвались, и то не так страшно было!

— Как жа, помню… да мне зубы-то не заговаривай! — спохватился Серафим, — Давай-ка вниз!

Выдохнув несколько раз, Семён поправил винтовку и ранец, после чего принялся аккуратно сползать с площадки, нащупывая ногой перекладины. Распластавшись на досках всем телом, он медлил, опасаясь сверзится вниз, и потому даже не спускался, а скорее сползал огромной милитаризованной медузой. Вцепившись наконец в перекладину руками, мужик шумно выдохнул, и пополз вниз уже шустрее, без прежней опаски.

— Давай, радимыя! — подбадривал тем временем Серафим своих подопечных, — Устин! Я те устрою… живо давай! Если мне за тобой придётся взад переходить, я-то перейду, а ты у меня перебежишь! Ну!

Спровадив наконец последнего вниз, и готовый в любой момент подхватить того за шиворот, он наконец и сам спустился, тихохонько матеряся под нос.

— Да ёб твою… прости, Господи! Сам же… ф-фу…

Спустившись, Серафим отряхнулся без нужды, желая скорее потянуть время для восстановления душевного равновесия, и тут же зорко прищурился. Он не столько искал недостатки, сколько пужал мужиков — дескать, бдю!

— Ну, християне, за мной! — и потрусил вперёд, показывая пример. Бег по полю, изрытому ямами и яминами, он так и ничево, привышен. Тута главное што? В оба-два глядеть под ноги да по сторонам, да понимание иметь, куда ступать! Чай, не горожане, непривышные к бездорожью да буеракам.

— Давай… — отстал он, ловя хвост жидкой, тяжело пыхтящей колонны, — Устин! Да ёб твою мать! Черепахер на сносях, прости Господи!

Запыхтев махорошно, Устин прибавил шагу, потому как за господином сержантом не пропадёт! Руки не распускает, этова нет, а придумать такое могёт, што лучше бы и в морду!

Перед препятствиями остановились, поджидая прочих и переводя дух. Опосля, под смешки, начали перелазать разными способами — то в одиночку, а то и цельным гуртом, помогая друг дружке.

Показав несколько раз как надо, Серафим взгромоздился на забор, откуда взялся подбадривать мужиков, устроившись со всеми удобствами.

— Фёдор! Ну итить… ты што, за яблоками в чужой сад никогда не лазал? Чисто кобель на заборе раскорячился! Ты што там, яишницей за кирпичи зацепился?

— Вы погодите! — загрозился Серафим мужикам, спрыгивая с кирпичного забора назад, — Это ведь так, прогулка! Променед! Для пущего понимания процессу, так-то, православныя!

— В бога душу мать такую прогулку! — забожился один из мужиков, нервенно поправляя винтовку, — Это ж какого такого овоща над добрым людом издеваются?!

— Никшни! — Серафим возник рядом совершенно озверелый, — Над тобой, скотина, не издевается никто, а уму-разму учит! Тебя из Расеи вытащили, поют-кормют как не в себя, да ещё землицей грозятся одарить лет через несколько. Назад захотел?!

— Дык ты не серчай… не серчайте, господин сержант! — не на шутку струхнул мужик, проникнувшийся уже сытым патриотизмом Русских Кантонов, — Это так, в сердцах…

— Тьфу ты! — сплюнул наземь справный мужик из Сенцово, — ну што ты будешь делать? Олухи царя небеснова! Вы думаете што, за-ради дурости чей-то стараемся? Шалишь!

— Всё… всё на собственной шкуре испытано! — для убедительности сержант похлопал себя по мосластому загривку, — Всё пользительно, ну ничевошеньки тута лишнево нетути! Вы што думаете, на поле боя по шоссе ходить будите, да с развальцей и руки в кармана́х? Ха! Всё больше по буеракам и овражинам, да то бегом, а то и брюхе! Змеями исхитрялись, по нескольку вёрст порой ползали. Пуза стирали так, што мало не чешуя змеиная выросла!

— Ну это-то да, а по досочкам-то зачем? — набрался чужой отваги Устин, боящийся высоты пуще хорошей драчки.