Университеты

Жаль только, Мишка всё-таки уехал в ЮАС со Сниманом, его советы по этой части были бы куда как к месту! Ну да что об этом теперь… Адъютант командующего армией ЮАС, да в его-то годы, это серьёзная заявка на будущее лидерство. Пусть не единственный, да и подводных камней в этой должности предостаточно, но руку на пульсе Армии держать надо.

Сниман пусть и союзник, но у его фракции есть и свои, отдельные интересы. Ну и так… пусть привыкают африканеры к Мишке.

Луис Бота, вон, при всём том, что официально возглавляет противную фракцию, именно что к Пономарёнку относится хорошо, а такое отношение президента дорогого стоит! Через убеждения Бота не перешагнёт, но…

… а вдруг?

Дождавшись, пока Де ла Рей закончит собрание и начнёт собирать бумаги, я заскочил на трибуну.

— Посол… — дёргаю подбородком в сторону кафедры, — разрешите?

Коос отмахнулся, как от мухи, буры вообще не страдают чинопочитанием, тем более среди своих.

— Господа! — прерываю начавшийся гомон и расхождение народа, уже начавшего вставать с кресел, — Минуточку внимания! Готов первый отчёт по операции «Катакомба», прошу задержаться всех причастных, ну и если кому интересно, тоже можете послушать.

Остались почти все, в том числе и Де ла Рей, усевшийся в первом ряду, с Матвеевым по левую руку. Закурив, посол с военным атташе принялись обсуждать какие-то свои дела, поглядывая изредка на трибуну. Я же при помощи Саньки развешивал диаграммы, фотографии и прочие показатели.

Добрая половина из них — ни к чорту не нужна, но что-то вставлено просто потому, что людям интересно и нужен ворох такой вот наглядности, а что-то — с расчётом на чужие глаза и уши. Лапша.

— … поддержка полиции, пусть и символическая из-за Выставки и дикой загруженности ажанов, сказывается самым положительным образом. Добровольцы с большой охотой идут под наше командование…

— Пусть привыкают! — весело выкрикнул с места Корнелиус Борст, переехавший недавно в Париж, имея наказ отца:

«— Раз уж решило картинки рисовать, то научись делать это лучше всех в Африке!»

… а пока молодому африканеру кружит голову воздух Франции, и да — ляпает иногда… всякое. Почти тут же осознаёт, и краснеет густо. Да, вот как сейчас!

— …и на карту нанесено много новых участков, — продолжаю я, — Фотографии… господа, задёрните, пожалуйста… благодарю!

На белом экране высветились фотографии, и хотя добрая половина собравшихся не раз и не два участвовала в исследованиях, а прочие спускались хотя бы по разу как экскурсанты, смотрели и обсуждали увиденное весьма живо. Всё ж таки немалая разница между плохо освещёнными, сырыми, и нередко вонючими подземельями, и красивыми картинками, с подобранными кадрами и выставленным светом.

— Во-от туточки… да назад прощёлкай, торопыжка! — засердился Матвеев, и тут же продублировал фразу на африкаанс, далее не сбиваясь уже с государственного языка:

— За полсотни метров до того труп нашли, так что чуть не задохлись от вони, пока фотографии снимали. Так что… — выпустив клуб дыма, военный атташе пожал плечами, — когда говорят о здешнем отребье, как об обитателях дна, это ни разу не аллегория.

Со вкусом потоптав здешнюю полицию, которая совсем мышей не ловит, принялись рассматривать следующие снимки и сопровождавшие их истории, если таковые имелись. Наиболее интересные фото-факты передаются в газеты, так что «инициатива буров» встречает у горожан самый приязненный отклик. Парижане раз и не два показывали нам входы в катакомбы прямо из подвалов жилых домов, рассказывают городские легенды и охотно служат проводниками.

Полное понимание встречает и причина операции, выставленная нами на поверхность. Месть в их глазах может и не вполне законна по Букве Закона, но абсолютно оправдана по Духу.

Африканеры воспринимаются обществом как некий «коллективный медоед», со своеобразным пониманием библейских истин. С десяток стычек, во время которых парни без малейших колебаний стреляли или брали в ножи парижских апашей, всякий раз выходя победителями, только подтвердило это мнение.

После собрания, подцепив под локоток и интересно бубня в ухо, Матвеев довёл меня до кабинета.

— Невеста? — присаживаясь, поинтересовался он, глянув мельком на фотографию, стоящую у меня на столе.

— Да, Эсфирь, — чуть улыбаюсь. Скучаю, сил нет… а куда деваться? Ей учиться надо, а не по Парижам разъезжать. Да и не разъездишься особо, право-слово! Надя хоть и отошла, но врач ка-те-го-ри-чес-ки не рекомендует ей менять ни обстановку Дурбана, ни окружение. А Фира для неё — якорь… так-то. Иначе снова — вплоть до клиники.

— Эсфирь… — повторил атташе задумчиво, — библейское имечко. А што, русских не нашлось?

В чуть прищуренных глазах деланная простота, но вот чую, не всё так просто! Поэтому…

… как бы равнодушно пожимаю плечами и бросаю давно обкатанное в голове морской галькой:

— У баб одна национальность — бабья!

— И то верно, — соглашается коммандер чуть задумчиво, и кажется, искренне, — испокон веков так было.