Университеты

Гиляровский начал весьма увлекательно живописать о здешней жизни, и по словам его, выходило порой весьма…

… громко!

– Завоёванный город, – продолжал именитый репортёр, – в который понабежали авантюристы со всего света. Бывают, знаете ли, эксцессы…

– Эм… например? – осторожно осведомился Леонид, смутно припоминая любовь Гиляровского к розыгрышам, о которых по Москве ходили легенды.

– Ну… – смешно выпятил губы Владимир Алексеевич, – разные! Но стреляют не часто, вы не думайте! Не каждый день. Обычно вон… на кулачках споры решают, как вы давеча.

– Я?! – Волков вытянул перед собой руки и уставился на сбитые костяшки, – Нет, я дрался в гимназии, конечно… куда ж без этого! Но…

– И вчера лихо! – подмигнул ему Гиляровский, – Правда, повод, хм… драться из-за проститутки, это знаете ли, моветон. Ну, ничего! Пару недель в редакции посидите, поможете Вениамину Ильичу с бумажной работой, а заодно и освоитесь в наших палестинах. Он человек авторитетный и знает, когда надо стрелять, а когда можно и кулаками. Ну а потом уже… Да! Вам непременно нужно научиться стрелять! Паршивый из вас стрелок, Леонид Александрович!

Оживившись, Владимир Алексеевич принялся рассказывать истории, в которых Африканское бытие представало необыкновенно экзотичным и пряным, пахнущим не только кофе и жакарандой, но прежде всего – потом и кровью. Здесь дрались на ножах и стрелялись из револьверов, рубились на саблях и сходились с ружьями в длинной «африканской» дуэли, где всё решало терпение и мастерство стрелка. Были схватки с чернокожими и диким зверьём, силами природы и болезнями.

Набеги диких животных на посевы…

… и леопарды, проникающие порой в города.

Малярия, превращающая сильных людей в дрожащие развалины…

… и яд в стакане с джином, подлитым подкупленным слугой.

– Вы… вы меня разыгрываете! – воскликнул Волков, в голове у которого наконец-то сложились все пазлы, – Журналистика в Теннеси[79]!

Гиляровский захохотал, утирая слёзы и мотая головой. Леониду стало немножко обидно…

… и весело одновременно.

– Ох… – утёр слёзы хозяин дома, – думал, Леонид Александрович, каюсь! Но нет. Поверите ли, но нет нужды!

Глаза его смеялись, и Волков засомневался.

– А пистолет… – сказал он со скепсисом, – скажите ещё, что молоденькой барышне нужно оружие в гимназии?

– В гимназии нет, – ответил Гиляровский, – а так… бывали, знаете ли, прецеденты.

– Неужто леопарды? – съязвил Леонид.

– Да нет… двуногая скотинка, – ответил Владимир Алексеевич с прищуром.

– О! И… часто? – осторожно осведомился Волков.

– Не очень, но…

– Понимаю, – яростно закивал юноша, – А… всё остальное?

– Леонид Александрович, – усмехнулся Гиляровский, – мы репортёры и наша обязанность…

– … священная, если хотите – быть в гуще событий.

– А это на самом-то деле, – кривовато усмехнулся прославленный репортёр, – мелочь! Побываете на заседании Парламента, вот где драматургия! Каждая неверная запятая в бумагах – плугом пройдёт по человеческим судьбам, а законы нужно принимать, и притом быстро, ибо без них – нет страны! Так-то, Леонид Александрович…

Глава 41

– Егор! Егор! Да погоди ты… уф, надо всё-таки бросать курить… и жрать поменьше! – нагнавший меня у самого выхода из посольства, Матвеев мотанул головой и покосился на разодетого в медали швейцара, скучающего у дверей, – Зайдешь? Время есть?

Вытащив за цепочку золотые дарёные часы, отщёлкиваю крышку.

– Да, с полчасика. Мало?

– Хватит! – машет рукой Евграф Ильич, и правда несколько погрузневший за последнее время.

Зайдя в кабинет, Матвеев достал из шкафа несколько увесистых небольших тючков, выложив их на заваленный документами стол морёного дуба.

– Закладки? – интересуюсь, помогая сдвигать бумаги в сторонку.

– Они, – кивнул военный атташе, переставив на подоконник дарёную чернильницу из яшмы, – Глянешь? Пытаемся составить схемку, чтобы дёшево и сердито, но без очевидной унификации, могущей навести на наш след.

– Экий ты себе геморрой… – не заканчивая предложение, начинаю развязывать ближайший тючок, завёрнутый в промасленный шёлк и целый ворох одёжек.

– А куда деваться? – ответил Ильич, неожиданно тягуче зевая, прикрыв рот широкой мозолистой лапой, – Ох ты ж… не высыпаюсь, веришь? Пять часов если поспал, за счастье!

– Не тянет Толик? – ажно руки опускаются от расстройства!

– Тянет, тянет! – замахал руками Матвеев, – Дельный парень твой Луначарский, ничего не скажешь! В дела закопался, за уши оттаскивать приходится! Но сам понимаешь, чистоплюй немножечко. Одно дело – культура, а вот разведка и иже с ним – не факт, што и потянет!

– Думаешь? – Ильич только плечами пожал на мой вопрос, и вытащил было трубку, но вздохнув и усмехнувшись кривовато, спрятал назад, – Ладно, тебе видней.

– Смотреть буду, – вздохнул атташе, – может и сгодится. Сейчас страда, и такое положение дурацкое, што любой работник на вес золота, а оно вишь как! Может, не может… хоть по ромашке гадай!

– Н-да, – выдыхаю задумчиво, – хреново, если только может! Ну, хоть так тянет, в области культуры. Я зачинов много сделал по этой части, а вот перевести зачины в почины[80] многого стоит!