Немцам было нетрудно остановить эти хождения. Они жестко воспринимали город германским, и в городе был расквартирован 5-й прусский армейский корпус, возвратившийся «к родным пенатам» с Западного фронта. Пауза в их восприятии ликующих поляков завершилась 26 декабря 1918 г., когда немцы открыли огонь по толпе приветствовавших Падеревского. Хрупкий мир ушел в область преданий, и германо-польский спор в Познани приобрел зримые черты. Детонация немедленно последовала в Варшаве. Лишь недавно освобожденный и доставленный немцами в столицу Польши Юзеф Пилсудский стал после 15 декабря 1918 г. буквально демонстративно рвать с немцами. Фактический германский посол Харри фон Кесслер отбыл в Берлин, а поляки начали реализовывать свой исторический шанс.
В создавшейся экстренной обстановке обычно неуживчивые политически поляки сумели найти общий язык. Пилсудский стал главой государства, Падеревский — премьер-министром, Дмовский — министром иностранных дел. Разумеется, внутренняя борьба последовала незамедлительно. Премьер-министр тотально игнорировал главу государства, тот не обращался за советом к своему премьеру; министр иностранных дел вообще предпочитал находиться в Париже. Активнее и важнее своих соперников был Пилсудский. К январю 1919 г. он сформировал 100 пехотных батальонов, 70 — кавалерийских и 80 батарей артиллерии, большая сила в условиях расформирования и деморализации германской армии, Гражданской войны в России, демобилизации англичан и сверхзанятости французов германским вопросом. Европейский Восток вовсе не выглядел вошедшим в период мира и согласия. Напротив, все происходящее грозило общим взрывом.
Ситуация на европейском Востоке имела прямое отношение к характеру происходящего в Германии и ее столице. Учтем то роковое обстоятельство мировой истории (скорее географии), что между Берлином и Москвой лежала крайне не заинтересованная в их сближении Варшава. И тогда, когда в Берлине вслед за Петроградом начали накаляться революционные страсти, Варшава стала гасителем социального и национального восстания и сближения своих громад.
Представляющий отдел демобилизации полковник Кет завершил один из берлинских митингов словами, что «следует не выпускать из поля зрения происходящее на Востоке». Если растущая в Германии безработица наложится на пение большевистских сирен, то революционный союз России и Германии грозит перевернуть все до сих пор сложившееся в реальном политическом мире.
Новым явлением для Германии было создание в эти дни и недели так называемых свободных корпусов — самодовлеющих воинских подразделений, готовых сражаться на свой страх и риск, воспринимающих себя революционной силой и призывающих мотивироваться только «любовью к отечеству». Подразделения состояли из тех людей, кто разочаровался во многом, но предпочитал найти «вечные ценности», искал подлинного фюрера, искал новой идеологии на основе критики буржуазных ценностей, на основе культа молодости, силы, древних саг, ненависти к благоустроенному быту Британии как предательству расы, судьбы крови. Они слышали дробь ранних барабанов нацизма.
Это были люди, которые «почти дотянулись» до Парижа вместе с Людендорфом, которые героизировали фронтовую жизнь — это было единственное, что у них осталось. У новых генералов этих кондотьеров не было трудностей набрать людей в свои отряды. Огромная разлагающаяся армия порождала своих «фундаменталистов». Тайные связи позволяли получать самое хорошее оружие, структура предполагала наличие — как в ударных частях Людендорфа — отделение пулеметчиков, отдельные артиллерийские части, штурмовые войска. Находились и броневики, и даже самолеты. В день волонтеры «фрайкора» получали 30–50 марок, минимум 200 граммов мяса, 75 граммов масла. Им гарантировали пенсии. Государство включило свои денежные прессы, в критический час сработал инстинкт самосохранения.
А вожди пока несмелой германской социал-демократии отчаянно искали силовой поддержки своего режима. Эберт и его военный министр Носке посетили военный лагерь в Цоссене — к югу от Берлина. На них произвели большое впечатление 4 тыс. хорошо экипированных и обученных войск. Здесь же они впервые увидели и «фрайкор» генерала Георга фон Мекера. Впечатление было, что рождается новая военная волна, на которую противники большевизма в Германии могут твердо положиться. Министр Носке похлопал своего шефа по спине: «Теперь можно расслабиться. Все будет как надо!»