Бабушка рассказала, что она продолжала свои эксперименты в течение следующих нескольких недель и обнаружила, что она может делать все что угодно со своей выпечкой. Она могла делать живых людей из сырого теста; она могла делать пончики с желе в форме змей, которые скользили по столешницам; она могла делать мучных запеченных людей с тщательно детализированными лицами, которые могли делать все, только не говорить; она могла делать само-скатывающиеся пончики.
Мой дедушка, напротив, не мог сделать ничего из перечисленного, хотя и пытался. Даже точно следуя указаниям бабушки, он не смог создать ничего, кроме традиционной выпечки.
Только у бабушки была такая способность.
Однако она не называла свой талант чем-то столь банальным или очевидным, как «Сила» или «Дар». Она называла это Джинджербред.[21]
Бабушка закончила рассказывать мне эту историю и встала, чтобы приступить к работе.
— Ты единственный человек, которому я когда-либо рассказывала об этом, — сказала она. — Я никогда никому ничего не говорила.
— Даже маме?
— Даже твоей маме. — Она посмотрела на меня. — Обещай, что никому не скажешь ни слова.
— Обещаю, — сказал я и на мгновение задумался. — Зачем ты мне это рассказала?
Бабушка улыбнулась.
— О, я не знаю. Мне вдруг пришло в голову, что, может быть, в тебе тоже есть способность оживлять хлеб.
Я вскочил со своего места.
— В самом деле? Ты научишь меня как это сделать?
Она рассмеялась.
— Думаю, это можно устроить.
Рецепт был довольно прост. Странные жидкости в экзотических маленьких коричневых бутылочках оказались ванилью, экстрактом какао, кленовым сиропом и, как ни странно, лекарством от кашля. Маленькие круглые конфеты можно было купить в любом магазине, где продавали украшения для тортов. Все, что мне нужно было сделать, это добавить все это в лепешку или тесто для пончиков, перемешать и спеть песню.
Она разрешила мне прямо там попробовать пару раз, и это сработало. Она даже дала мне список основных команд — отдельные слова из песни, — которые будут управлять созданиями.
Это осталось нашей тайной. И, верный своему слову, я никому не сказал; даже маме, даже Джимми.
Однажды ночью, несколько недель спустя, перед тем, как лечь спать, я услышал легкий стук в окно. Я перекатился на кровати, раздвинул шторы и увидел маленькую мучную запеченную лошадку, которая смотрела на меня, царапая стекло. Смеясь, я открыл окно, схватил лошадь и съел ее.
Через пару дней, когда мама и Джимми ушли в магазин на несколько часов, я быстро сделал свое маленькое животное. У меня не было никаких формочек, и животное не было похоже ни на что, но оно двигалось. Я просмотрел свой лист с написанными командами и отослал животное, но оно так и не добралось до бабушки. Мои методы управления еще не были настолько хороши.
Впрочем, я продолжал работать над этим, и со временем стал весьма опытен. Я не использовал формочки для печенья или пудинга, а вместо этого лепил свои собственные фигуры. Я отправлял создания из теста к бабушке, а она переделывала их, добавляла что-то, убирала и отправляла обратно мне, измененных, но все еще узнаваемых.
Только однажды у меня случилась неприятность — печеньки-циклопы, которые сбежали от меня и сновали по дому, выбегая на улицу, — но я не сказал об этом бабушке.
Бабушка умерла, когда мне было девятнадцать. Сердечный приступ, так сказал доктор. Мама была той, кто нашел ее; она лежала на полу своей кондитерской, ее лицо было покрыто белой мучной пудрой, а на столе над ней лежал наполовину свернутый лист теста. Очевидно, она умерла, когда готовила пончики и пирожки для утренних покупателей.
Это были похороны в открытом гробу, и мне, как члену семьи, пришлось просидеть весь день возле ее безжизненного тела, пока мимо проходили скорбящие. На этот раз скорбящие были правы: она действительно выглядела спокойной в смерти. Но я не мог находиться так близко к ней. Сидя там, я все время вспоминал, какой она была. Я снова видел ее, когда она впервые рассказала мне о Джинджербред, а ее лицо улыбалось и было счастливым.
Выглядеть спокойным было не то же самое, что выглядеть живым.
Я плакал. И я не мог перестать плакать.
Мы похоронили бабушку и молча поехали домой. В конце недели я поехал в ее кондитерскую, чтобы все позакрывать и привести вещи в порядок.
На столе у двери стояли маленькие коричневые бутылочки для Джинджербред.
Я стоял и смотрел. Мне пришла в голову одна идея. Безумная, отвратительная идея. Сумасшедшая идея. Я уставился на бутылки, потом поднял их. Я знал, что моя идея безумна, но… но… это может сработать.
Я достал бабушкины миски, нашел муку, сахар, яйца и молоко и начал смешивать тесто. Я приготовил в шесть раз больше обычного — достаточно для двенадцати дюжин булочек — и добавил в шесть раз больше ванили, экстракта какао, кленового сиропа и лекарства от кашля. Сначала я планировал сделать свою собственную бабушку: гигантскую пряничную женщину, настолько похожую на настоящую бабушку, насколько позволяли мои навыки. Но я передумал. У меня была идея получше.