Я загрузил миски с тестом в машину и поехал на кладбище. Уже смеркалось и темнело, так что шансы встретить кого-нибудь на кладбище были очень малы. Конечно же, я был один, когда приехал. Я оставил миски с тестом в машине, а сам достал из багажника лопату и начал копать бабушкину могилу.
Прошел почти час, когда моя лопата наконец ударилась о тиковое дерево бабушкиного гроба. Я быстро счистил остатки грязи и открыл гроб. За неделю ее состояние не сильно ухудшилось. Возможно, ее кожа была чуть более серой, но и только.
Я побежал к своей машине, чтобы взять тесто.
Полиция подъехала как раз в тот момент, когда я запихивал ей в рот третью миску теста. Сильные руки схватили меня. Пока полиция выполняла свой долг, официальные голоса зачитывали мои права. Но я их почти не замечал.
Я начал петь.
—
Полиция вытащила меня из могилы.
—
И бабушкина голова повернулась в мою сторону. Тесто для выпечки стекало из ее рта на подбородок. Веки на ее мертвых глазах дрогнули.
— Бабушка! — звал я ее. — Бабушка!
Никто из них, казалось, не заметил, что лицо бабушки ожило. Двое полицейских закрыли крышку гроба. Я не мог перестать думать — дико, безотлагательно, иррационально, — что если бы у меня было время распорядиться всем тестом, если бы я мог спеть всю песню до конца, то она была бы действительно и по-настоящему жива.
Но это не имело значения. Хотя она не произнесла ни слова, губы бабушки за мгновение до того, как гроб закрылся, сложились в два слова. И я это увидел.
Я был спокоен, когда они отвезли меня в окружную больницу для наблюдения, и я ничего не сказал об этом событии в течение всех недель интенсивной терапии. Но вид бабушкиных говорящих губ все это время оставался на переднем крае моего сознания, и это знание помогло мне преодолеть мои трудности.
Она улыбнулась мне, тесто стекало по ее лицу, и на мгновение ее глаза показались почти живыми.
— Попробуй еще раз, — сказал ее рот.
Попробовать еще раз.
Не волнуйся, бабушка. Я обещаю.
Безумная мелодия
Головорезы из Диснея снова преследуют нас. Мама сказала, что видела двоих из них в машине возле супермаркета. Она сбросила их, приехав домой на автобусе и оставив машину на стоянке. Сейчас они с отцом наверху упаковывают вещи.
Нам придется переехать.
Третий раз в этом году.
Вы, наверное, видели мультфильмы моего отца. Те, в которых два остроумных хомяка постоянно изводят домашнюю собаку и кошку, доставляя им неприятности с их владельцами. Даже не смотря на то, что мой отец не делал ничего нового последние три года, их все еще показывают по субботам утром, а многие местные станции по всей стране показывают их во второй половине дня по будням.
Конечно, мой отец все еще рисует. Он все еще пишет сценарии, и он все еще составляет раскадровки. Но его новые мультфильмы никто никогда не видел. Его имя, сказал он, — смерть в мире анимации. Дисней отравил для него как студийные, так и сетевые воды. Они внесли его в черный список, и у них достаточно влияния, чтобы осуществить свои угрозы.
Поэтому он творит для того дня, когда его работу снова увидят, — у него не было сомнений, что она будет показана. Эта ситуация не может длиться вечно. Он рисует свои фоны, раскрашивает кадры кинопленки и планирует свои истории. И по моему личному мнению, его мультфильмы даже лучше, чем прежде. Его идеи в последнее время были воистину вдохновенными.
Господь милостив.
Божий Дом было труднее всего засунуть в автобус. Он намного тяжелее, чем кажется. Я помог отцу и матери поместить его на тележку и катить по подъездной дорожке, но поднимать его по ступенькам автобуса было сущим адом. Нам пришлось прислонить его к ступенькам, а потом толкать снизу. В конце концов мы поставили его в нишу рядом с плитой, и я охранял его, пока мама с папой вернулись в дом за остальными вещами.
Я посмотрел на Божий Дом, на гладкий серебристый металл его поверхности, на термометр, встроенный в его верхнюю часть. Мне было тепло и приятно просто смотреть на него. Я задумался на мгновение, затем упал на колени, сложил руки и помолился, чтобы Бог не позволил головорезам поймать нас. Это была искренняя молитва, а мой отец говорит, что сердечные молитвы, — самые лучшие.
Я думаю, что Бог услышал меня.
Мы путешествуем уже больше недели, и за нами никто не следит.